во всех текстах «черниговской» группы; 2) Илья побеждает под городом трех заморских царевичей, которые похваляются город «за щитом» взять, — в текстах «черниговской» версии город обложило несметное басурманское войско «что ему и сметы нет»; 3) после победы над Соловьем-разбойником Илья Муромец допрашивает его, где хранится его казна, и едет в села Кутузовы, где живут сыновья Соловья, — в текстах «черниговской» группы нет упоминаний о казне и селах Кутузовых, и фигурируют не сыновья, а дочери, причем одна из них покушается убить Илью Муромца подворотней; 4) в сцене свиста Соловья в палатах князя не указан злой умысел разбойника погубить окружающих, нет поэтому и казни Соловья, — в «черниговской» группе Соловей нарушает приказ Ильи свистеть вполсвиста, свистит в полный свист, за что Илья Муромец и убивает Соловья; 5) в случае контаминации былины о Соловье-разбойнике с другим героическим сюжетом в «себежских» текстах присоединяется рассказ о победе Ильи Муромца над Тухманом-царем, в «черниговских» — над Идолищем; 6) в «себежских» вариантах князь Владимир всюду именуется Всеславьевич (Сеславьевич).

Поскольку указанные отличия выражаются в существенно ином изложении событий, считаем более правильным применить к отмеченным группам термин «версия», а не «редакция» как это делал В. Ф. Миллер.

К тому же тексты и той и другой группы не представляют единых редакций. Напротив, внутри каждой из групп можно наметить несколько редакций.

Среди вновь обнаруженных в советское время текстов пять оказались с рассказом об исцелении. При этом три из них — Лихачева 74, Забелина 548 (244/1) и Титова 3315 (наст. изд., №№ 10—12) — являются почти тождественными (с некоторыми лишь мелкими, незначительными разночтениями). Их отличительные особенности: совершенно житийный характер рассказа об исцелении (причем исцелителем является чудотворец Николай), отсутствие какого бы то ни было упоминания о крестьянском происхождении Ильи (отец, Иван Елефериевич — в одном варианте даже Иоан, — просто «стар матер человек» в городе Муроме), эпизод выкармливания Ильей шелудивого жеребенка от отцовской кобылы и присоединение к основному сюжету рассказа о победе Ильи Муромца над Тухманом-царем. В своей же центральной части эти тексты примыкают к «себежской» версии.

Два других текста, включающих рассказ об Илье-сидне и его исцелении, — архангельский, найденный М. Протопоповым (наст. изд., № 13), и текст Калининского музея, опубликованный И. Ф. Голубевым (наст. изд., № 14), — представляют уже иные редакции. Их объединяет ряд общих черт. В обоих текстах иначе построен рассказ об исцелении: исцелителями являются двое прохожих накануне праздника Ильи-пророка; Илья — сын крестьянина Ивана из деревни Лаптевой или сельца Каптяева; в конюшне отца Илья отыскивает бурого жеребца. Нет в обоих текстах присоединения рассказа о Тухмане-царе. Но текст Архангельский значительно более краткий. Он заканчивается сценой свиста Соловья-разбойника и пожалованием Ильи князем Владимиром «выше своих богатырей киевских». Калининский же вариант включает ряд дополнений, нигде более не встречающихся: приказ Ильи Муромца сыновьям Соловья-разбойника везти в Киев казну, что они и выполняют, вследствие чего князь Владимир их и самого Соловья-разбойника принимает к себе на службу в качестве богатырей; посещение Ильей церкви сразу же по приезде в Киев (у церкви происходит встреча его с князем Владимиром) и ряд отдельных деталей. С другой стороны, архангельский вариант включает своеобразный, только данному варианту присущий эпизод поединка на конях Ильи Муромца и Соловья-разбойника.

Все это побуждает нас оба текста при несомненной близости в первой части (исцеление) рассматривать все же не как варианты единой редакции, а как две разных редакции. При этом архангельский текст в передаче сюжета о Соловье-разбойнике отчасти примыкает к «себежской» версии, калининский же стоит особняком.

Все «себежские» тексты без рассказа об исцелении следует рассматривать как варианты одной редакции, отличающиеся некоторыми иногда существенными, но чаще незначительными разночтениями.

Тексты «черниговской» версии, за исключением одного — Забелина 82 (наст. изд., № 26), — несомненно восходят к единому источнику и представляют одну редакцию. Забелинский же текст является образцом другой редакции. Его отличие не только в большей полноте, но и в иной разработке отдельных эпизодов. Так, эпизод пребывания Ильи Муромца в Чернигове дополняется рассказом о том, что оно совпало с праздником пасхи, и что Илья получил от князя киберского и воеводы черниговского по яичку, на которых было написано, в какой день Илья поспел из Мурома в Чернигов и сколько под Черниговом было басурманской силы. В дальнейшем этими яичками Илья Муромец христосуется с князем Владимиром и с княгиней Апраксией, но последняя, прочитав надпись, не верит тому, что в ней сказано. В текст включены также эпизоды: проверка сперва Алешей Поповичем, затем князем Владимиром силы и хватки коня Ильи Муромца; изведывание силы самого Ильи Муромца путем указания ему места среди сильнейших богатырей; гнев князя на Илью за кажущийся обман и угрозы князя; сопоставление богатырей Алеши Поповича и Добрыни Никитича в их обращениях к Соловью; привоз выкупа в Киев зятьями Соловья. Последний эпизод роднит данный текст с Калининским вариантом. Вообще же вся заключительная часть пересказа — Илья Муромец в Киеве — разработана оригинально и сильно отличается от соответствующей части текстов первой редакции.

Таким образом, мы насчитываем во всем составе текстов, повествующих об Илье Муромце, шесть типов обработки сюжета: 1) краткая редакция «себежской» версии, представленная целым рядом вариантов (наст. изд., №№ 1—9); 2) редакция «себежская» распространенная — контаминация с сюжетом об исцелении и рассказом о Тухмане-царе, представленная тремя, почти тождественными вариантами; 3) «черниговская» краткая, вошедшая в лубок; 4) «черниговская» распространенная — Забелинского списка № 82; 5) особая редакция, представленная Калининским списком; 6) редакция Архангельского списка.

Анализ текстов краткой редакции «себежской» версии и сопоставление их друг с другом устанавливает, во-первых, что все они являются копиями, во-вторых, что они не только отражают единую редакцию, но и восходят к единому оригиналу, который когда-то явился первичной записью сюжета об Илье Муромце и Соловье-разбойнике. Копиями той же редакции явились и излагающие сюжет о Соловье-разбойнике центральные части текстов №№ 10—12 с рассказом об исцелении.

Каково же соотношение всех текстов друг к другу, и можно ли всех их вытянуть в единый ряд, установив генетическую связь их друг с другом? Это не представляется возможным. Несомненно, были еще не известные нам промежуточные звенья, и каждый из текстов являлся копией с копии. Можно лишь наметить большую или меньшую близость отдельных текстов друг другу в некоторых эпизодах или в целом, и примерно представить отдельные этапы литературной истории той редакции, которая однажды была занесена на бумагу и затем распространилась во многих копиях.

Ни один из текстов «себежской» редакции не сохранил стихотворного склада в той мере, в какой мы это видели