Прошло две недели. Я примчалась из школы домой, сбросила с себя зеленую с золотом школьную форму и быстро переоделась в одежду для тенниса.

Подъехав с мамой к Винчестерскому клубу тенниса и сквоша, возле кортов мы увидели красный спортивный автомобиль. Спортивный организатор от графства и Билл Эверс были на пятом корте. Я подошла к ним. Для меня это был шанс попасть в команду графства, и внутри у меня все трепетало.

– Давай, давай, шевелись! – безжалостно подстегнул Билл свою ученицу. – Дотягивай! Ведь вполне могла развернуться с нормальным ударом! Еще раз!

Я улыбнулась ему, но он, кажется, меня не заметил.

Организаторша пояснила:

– Он заканчивает урок с этой девочкой, а потом поговорит с тобой. Билл! – позвала она, выразительно тыча пальцем в часы на руке. – Тебе надо успеть разобраться с Элис, а то скоро стемнеет. Поди-ка сюда!

– Минуту!.. – Наконец Билл подошел к нам. Высокий, с длинноватыми волосами, в ярко-голубом тренировочном костюме от Сержио Таччини.

– Вот юная леди, про которую я тебе говорила. Она проиграла финал «Плейт». Это было первое ее соревнование, – сообщила ему организаторша. – Ей двенадцать.

Билл равнодушно выслушал комментарий. Почему он даже толком не взглянул на меня? Он вяло пожал мне руку – на его пальце сверкнуло кольцо-печатка, а на запястье массивная серебряная цепочка. Вид у него был величественный и недоступный. У меня ушла душа в пятки.

– Что ж, давай поглядим на тебя, – угрюмо пригласил он. – Быстро, на заднюю линию.

Я рванула на другую сторону корта. Мы стали обмениваться ударами. Он посмотрел на мою подачу. На глаза мне упала прядь волос, я откинула ее.

– Тебе надо сделать стрижку или носить повязку, – заметил он, почесал в затылке и вздохнул. Буквально позавчера Элен грозилась отстричь мои длинные косы кухонными ножницами, но я хотела отрастить волосы ниже талии. Моя прапрабабушка писала в паспорте в графе «отличительные признаки»: «длинные волосы ниже колена», и этот образ не давал мне покоя, я хотела на нее походить. Я снова подбросила мяч, чтобы послать его через сетку.

– Да… работы тут предстоит… – снова вздохнул Билл.

Я не нравлюсь ему! Я ему не нравлюсь! Господи! Почему ты не слышишь мои молитвы? К концу сессии я лишилась последних сил. Мои щеки пылали как помидоры.

– Ты толстовата, – подвел он итог, как огласил приговор. Такого я не ожидала. Взрослые не должны говорить все, что думают! – Сколько ты весишь? Надо худеть.

В школе меня дразнили, что я жирная; папа до сих пор звал меня Толстик. Я слегка переживала из-за этого и казалась себе белой вороной в нашей семье. Элен высокая и худая; Эндрю считал, что порция мороженого равна по калорийности целому обеду и был немыслимо тощ – я дразнила его «костяная нога», а Том втягивал щеки и дразнил Эндрю «скелетом».

– Тебе не повредит общая физическая подготовка, – грохотал Билл.

– Да, да, но мы можем над этим работать, ведь так? – крикнула теннисная организаторша. – Ну, что ты скажешь?

Билл, как цирковой жонглер, стал подбирать ракеткой мячи и отправлять их в ведерки. Я бросилась помогать, готовая на все, лишь бы ему угодить.

– Ты хочешь еще несколько уроков? – неожиданно спросил он.

– Да, очень! Если у вас есть время… – смиренно пролепетала я, словно разговаривала с королем, восседавшим на троне.

– Прекрасно. Сейчас я уточню свой график, и мы что-нибудь придумаем. – Он записал меня на одно занятие после школы. – Поглядим, как пойдут дела, – бросил он, уходя с корта. Организаторша улыбнулась.

Я все-таки побаивалась Билла, когда пришла к нему на пятое занятие. На четырех предыдущих мы тщательно прорабатывали мои удары с отскока, фитнес и работу ног. Я сказала Биллу, что мне больше всех нравится Крис Эверт, и мы стали тренировать ее коронный удар слева двумя руками. Но я не была уверена, захочет ли Билл стать моим тренером. У него так много учеников, нужно ли ему брать еще и меня. Ведь он уже сказал мне, что я должна сделать очень много, чтобы улучшить технику. Я это понимала и очень хотела показать ему, что он не зря потратит на меня свое время.

Билл посылал мне мяч за мячом. Он сказал «последний удар» еще ударов за двадцать до этого, но все же очередной желтый данлоповский мяч снова и снова летел над сеткой с быстротой молнии.

– Хватит! – закричала я. – Это мучение; у меня живот болит, – взмолилась я, сама удивляясь своей неожиданной смелости.

Он перепрыгнул через сетку и решительной походкой подошел ко мне.

– Живот болит, Элис? – спросил он. – А если ты будешь играть в Уимблдоне на центральном корте против Мартины Навратиловой, ты тоже остановишь игру и скажешь, что у тебя закололо в боку?

– Нет, – ответила я, покраснев от стыда.

– Конечно, не скажешь. Так что давай, Элис Петерсон Сукова! Ты можешь делать все гораздо лучше. Тебе надо быть тренированной, стремительной, вострой. Тренированной, стремительной, вострой, – повторил он. Потом снова побежал на другую половину корта, а я пыталась спешно заколоть свои длинные волосы, прежде чем он пошлет в мою сторону мяч. Билл снова взглянул на меня. – Ты хочешь научиться хорошо играть и стать одной из лучших?

– Да.

– Чтоб стать хорошей теннисисткой, тебе нужно сделать еще одну вещь. Пожалуйста, сделай себе короткую стрижку.

«Это жертва, на которую я иду. Думай о Билле, о теннисе», – мысленно внушала я себе, прогоняя тоску. Я сидела на кухонном табурете. Мама отрезала мне косы специальными парикмахерскими ножницами. Она тщательно завернула волосы в ткань и убрала их в ящик комода в гостиной. Моей голове стало незнакомо легко.

Закончился сентябрь. Лендл победил в Открытом чемпионате США. Октябрь начался для меня с триумфа – Билл взял меня в сборную графства, в группу D. Группа F – нижняя, А – топовая. Мы с Томом изучили фамилии и адреса двенадцати игроков из моей группы.

– У вас есть девочка по имени Розалинда, она живет в Манкис Боттом на Филти-лейн[4], – загоготал Том. – Хотелось бы посмотреть на нее.

– Что ты сочиняешь! – набросилась я на него, выхватывая листок. – Боже, ты прав! – Я улыбнулась брату.

Тренировки сборной графства проходили в Кэлшоте два раза в месяц по воскресеньям. Кэлшот стоял на берегу пролива Солент, отделявшего его от острова Уайт. Летом там собирались многочисленные любители парусного спорта. Осенью в Кэлшоте было холодно, сыро и ветрено. На берегу стояли пляжные домики жалкого вида и, казалось, ждали, когда их унесет неизвестно куда ветер ураганной силы.

Моя тренировка продолжалась два часа. В Кэлшоте было четыре крытых корта и два задних, отделенных от сухого горнолыжного склона хлипкой шторкой. В клубе было не теплее. У меня изо рта вырывался пар, руки делались багровыми. Мама сказала, что в следующий раз она наденет свой теплый коричнево-красный комбинезон, теплые ботинки, шарф и меховые наушники.