Многие люди назовут это неприятием действительности.

Встав позади нее, Гарри прислонился к стене, пока Иззи искала служебный пропуск. Его не было в куче вещей, которые она бросила наспех на стол. В тот день она была в жакете.

Ее жакет… Где жакет, который она надевала в среду?

Иззи повернулась к двери и практически врезалась в Гарри:

— Извини.

Гарри выпрямился, и она протиснулась мимо него, прижимаясь икрами к кровати, а грудью к его дорогому расстегнутому пальто. Его губы скривились немного, когда он вытянулся, чтобы пропустить ее, и вежливо сосредоточил взгляд на какой-то точке в противоположном конце небольшой комнаты. Иззи порылась в одежде, висящей за дверью, через которую они только что вошли, наконец нашла укороченный джерсовый жакет, который был на ней в среду, и отстегнула бейдж, все еще приколотый к лацкану.

— Вот, держи. — Она прижала пропуск к груди Гарри, когда снова протискивалась мимо.

Его пальцы автоматически попытались схватить карточку, прежде чем Иззи отпустила ее, но вместо пластика он поймал ее руку и прижал к своей мощной груди.

Иззи замерла. Тепло просочилось сквозь его хлопчатобумажную рубашку и обожгло ее кожу.

— Серьезно, — настаивал Гарри, когда Иззи подняла на него глаза, — измени решение.

Его голос прозвучал низко и хрипло, и акцент показался ей особенно восхитительным.

— «Серьезно», — передразнила она. — Я не меняю своих решений.

— Никогда?

— Никогда.

— Даже плохих?

— Особенно плохих. К ним нельзя возвращаться, только идти вперед. — И она знала это по собственному опыту.

Иззи взглянула в его бездонные глаза, и с ее губ сорвались слова, удивившие своей откровенностью:

— Эта работа убивала меня. Давно пора было уйти. Независимо от всего остального.

— Но ты занималась этим всего несколько лет.

— Дело не в скуке. Дело — во мне! — в работе.

— Так перейди на другую позицию внутри фирмы.

Иззи вдруг осознала, что ее пальцы все еще упираются в его грудь, и она осторожно высвободила их и прижала к себе.

— Что это с тобой? Почему тебе не все равно?

— Потому что ты была хорошей сотрудницей, — пробормотал он сверху, весь такой сексуальный и привлекательный. — Моей лучшей сотрудницей.

Пфф.

— Мы же ругались каждый день.

Он засунул руки в карманы брюк и оттолкнулся от стены. Иззи не сделала ни шагу назад. Из принципа. Это были ее владения, пусть и крошечные. Душистая волна тепла, исходящего от Гарри, накрыла ее, но Иззи лишь крепче сжала кулаки.

— Ты каждый день бросала мне вызов, — поправил он.

Было странно испытывать его сейчас, стоя так близко и глядя на него снизу вверх. Не очень похоже на позу властителя. Тем не менее она чувствовала, что все тузы у нее.

— Ты принял несколько ужасных решений.

Только когда его губы скривились, она вспомнила, какой у него великолепный рот. Когда из него не вырывались смешные требования.

— Разумеется, ты так думала. Но я должен был это сделать.

— Если ты хочешь, чтобы тебя окружали подхалимы и подпевалы в отделе, тогда зачем ты пришел и пытаешься вернуть меня?

— Потому что считается, что разнообразие оздоравливает трудовой коллектив…

— Нет, если это формальность.

— …и, как бы удивительно это ни звучало, я ценю темперамент в женщинах.

— Как в лошадях? — фыркнула Иззи.

Он мудро проигнорировал ее комментарий.

— Темперамент и мозги.

— Угу. То есть каждый раз, когда мы с тобой сцеплялись в споре, это… восхищение заставляло тебя краснеть?

На его щеках снова вспыхнул румянец, а в глазах появился опасный блеск.

— Разумеется.

Она сердито скрестила руки на груди, что лишь подчеркнуло ее соблазнительное декольте, особенно если смотреть сверху. И Гарри, само собой, сразу воспользовался своей выгодной позицией. Но Иззи опустила руки вниз, отняв у него игрушку. Гарри не оставалось ничего другого, как посмотреть ей в глаза — кипящие от возмущения, умные и такие близкие.

— Ну же, Дин, — промурлыкал он, — ты не можешь отрицать, что наши… дискуссии давали ежедневной рутине продуктивный толчок.

Бывали моменты, когда ей хотелось дать пинок Гарри Митчеллу под зад, чтобы он вылетел прямо из окна своего офиса на двенадцатом этаже.

— Ты, возможно, удивишься, но моя продуктивность повышается, когда меня уважают как профессионала.

Его брови взлетели.

— Ты думаешь, я тебя не уважаю?

— Ты не уважаешь мое мнение. Вообще ничье.

— Расходиться во мнениях и не уважать не одно и то же. Во всяком случае, иногда я с тобой соглашался.

Она знала это. И такие дни сбивали ее с толку сильнее всего. Потому что он делал это без всяких условий. И от всего сердца. Иззи закусила губу, и он заметил это ее детское движение.

— Ты знаешь, о чем я подумал? — пробормотал Гарри, все еще не отводя взгляда от ее губ.

— Просвети меня.

— Может быть, вся наша борьба — просто замаскированное сексуальное влечение.

Комната была слишком мала для ее взрыва хохота.

— Ты, наверное, шутишь.

— Вовсе нет. — Он улыбнулся, и это было самое хищное выражение, которое она когда-либо видела. И самодовольное.

— Потому что ты настолько неотразим?

— Потому что между нами существует химия. Мне казалось, что только я это чувствую, но среда поставила здесь большой вопросительный знак.

Нет, все это ерунда. И химия, и Гарри Митчелл. Пусть даже и сексуальный и притягательный.

— Может быть, ты просто даешь волю гормонам?

— А ты не чувствуешь?

Это был вызов, не вопрос. Как будто он уже знал ответ. И она тоже. Но Иззи выросла упрямой. Она тряхнула короткими волосами:

— Не особенно.

Лгунья, лгунья…

— Двадцать первое февраля этого года, — дразнил он. — Вечерняя суета после трудового дня столкнула нас в тесном пространстве лифта. Мы ни слова не сказали друг другу, единственные непокрытые части тела, которые соприкасались, были наши руки без перчаток. — Он шагнул чуть-чуть ближе. — Но мы оба вышли из здания, ощущая покалывание во всем теле.

— Нет, мы…

— Третье апреля. — Он поднял подбородок. — Я раскритиковал одну из твоих идей, и ты весь день таращилась на меня через стеклянные стены — красная от ярости, в глазах презрение, — а я в результате провел большую часть дня с эрекцией.