По пути Гвальд увлечённо разорялся на тему достопримечательностей Исар-Динн, однако говорил он в основном о благоустроенной части.

Этот людской город вырос из двух селений — Исар и Динн, которые издревле занимали берега реки Басу́л и вскоре расплодились так, что переплелись друг с другом, запруживая все окрестности и обживая близлежащие земли вплоть до устья. Басул впадала в Зелёное море тихо и спокойно, и рядом с ней водилось множество озёр — начиная с мелких прудов, Медного и Бронзового, и заканчивая крупными, вроде Больших кущ или Мокрых углов. В черте города, прямо возле Янтарного дворца, тоже имелся водоём — озеро Золотых кувшинок, на поверхности которого распускались прекрасные цветы сливочно-медового оттенка в середине лета и цвели до начала осени. В безветренную погоду в нём отражались светло-янтарные стены замка на фоне лазурных небес, словно в зеркале, и особенного шарма зрелищу добавляла насаженная вокруг зелень — плакучие ивы и плющи.

В Элисир-Расаре ценили и почитали не только пресные и морские воды, но и всё растительное: начиная прибрежным камышом и осокой, что росла вдоль дорог, и заканчивая пшеницей и рожью, из коих производился хлеб, и, конечно, не пренебрегали разнообразными фруктами. Поэтому городские власти позаботились о том, чтобы в Исар-Диннах и приезжим, и коренному народу было на что полюбоваться, и ещё как полтора столетия назад разбили «подвесные» сады — впечатляющее сооружение, раскинувшиеся на террасах, где разводили самые экзотические и примечательные образцы из мира растений.

Поговаривают, будто в центре Исар-Динн ещё имеется пара-тройка выдающихся храмов, которые непременно стоит посетить, и которые могут посоперничать со своими собратьями из городов бессмертных существ, вроде эльфов, например. Только всё вышеперечисленное находилось за Мраморными воротами, там, куда сегодня Гвальд и Бел-Атар не пошли. И Касарбин вынужден был довольствоваться малым — историческими справками и перечнем забавных слухов, подчерпнутыми из рассказов Гвальда, пока они оба шагали по вполне сносной мостовой.

Бел-Атар уже чувствовал себя немного лучше, ведь всё-таки он был человеком суши и предпочитал держать ноги на твёрдых почвах. Вдруг провожатый застыл рядом с невысокой круглой аркой, отверстие в которой живописно обрамляли ветви поникшего деревца. Такие арки — совершенно круглые без единого угла, — обычно предваряли входы в храмы богов, коих поселилось на просторах Элисир-Расара просто немерено.

— Зайдём сперва сюда, — мрачно проворчал Гвальд, потирая щетину на подбородке. — Надо представить тебя богам.

— Я… вообще-то, я не очень суеверный, — принялся отнекиваться Касарбин.

Скорчившись от недовольства и наморщив нос с аккуратной горбинкой, что шёл его лицу и чудно сочетался с прочими чертами, юноша продолжил:

— Я подожду снаружи.

— Нет, исключено. Теперь ты в Элисир-Расаре и должен уважительно относиться к местным богам. В конце концов, ты полностью в их власти. Нужно им тебя показать, чтобы в час нужды они тебя узнали среди безликой толпы, или чтобы помогли в час отчаяния.

Бел-Атар хмыкнул, не припоминая, чтобы прежде его товарищ был столь богобоязнен или проявлял хоть какое-то религиозное рвение. Но, очевидно, времена меняются даже здесь!

— Не стой в дверях, это плохая примета! — окликнул приезжего Гвальд, когда уже скрылся за пологом из зелёных ивовых веток.

Пожав плечами и чуток помявшись, Касарбин всё же нырнул в арку следом за приятелем.

— Бел-Атар, я знаю, что твоя родина не славится учтивостью к богам, и знаю, что вся твоя семья давно отравлена ядом непокорности небесным силам, который распространяют вокруг себя древние. Древние до сих пор имеют огромное влияние на Хис-Чад, но здесь всё иначе. Это Элисир-Расар — людская отчизна. Простые смертные любят уповать на что-то высшее. Древние лунги… разве эти развращённые безбожники понимают, что это значит — иметь дряхлеющее тело?

— Лунги — ясноокие бессмертные, чела которых не касаются ни старость, ни болезни. Если кто и зрит в корень истины — то это они, ибо взор их самый провидческий.

Преодолев скоромный и ухоженный дворик, «паломники» оказались возле куцей двери незатейливого одноэтажного строения из каменных блоков.

— Эх, — Гвальд устало почесал макушку. — Я не прошу тебя отказываться от собственных убеждений. Просто сделай вид. Так нужно для общего блага.

И чужак понимающе кивнул. В конечном итоге, если он никогда не выказывал верности богам, не давал им клятв или обещаний, то не сумеет и предать их доверия? Он сможет сыграть сразу за два лагеря — за себя, и за прилежно верующих.

— Это святилище трёх главных покровителей Исар-Динн, — Гвальд завёл речь издалека. — Дом Великой Богини Кисари́т, матери нашей в водах, Великого Бога Ода́киса, отца нашего в зарослях камыша, и Химгу́ра Кардраго́на, бога магии и волшебной энергии — майна, ткущего всё сущее из несуществующего.

— Я знаю, что такое майн, — улыбнулся Касарбин.

На пороге храма их встречала девушка, облачённая в рыже-серое платье с глубоким вырезом на груди и пышной юбкой, сверху задрапированная обширным бледно-синим покрывалом. Волосы её были подняты и заплетены в небрежную причёску, однако некоторые пряди кокетливо спускались по длинной белой шее вниз. На горле привратница носила тугую повязку — полупрозрачную ленту небесно-голубого оттенка, как это делали все местные молодые и незамужние женщины.

— Мастер Гвальд, — сладким голоском пропела барышня, и её утончённые чёрные бровки встрепенулись, придавая лицу лёгкую игривость. — В удачный час вы наведались, сейчас здесь почти никого нет, лишь парочка торговцев в главном молитвенном зале. Чего изволите сегодня?

Не дожидаясь ответа на вопрос, служительница протянула Гвальду уплощённую глиняную чащу, заполненную мелким речным песком, на поверхность которого уже кто-то заботливо нанёс спиральные узоры и концентрические круги с конусами благовоний посередине.

— Каков цветок вашего дома? — поинтересовалась жрица без малейших интонаций.

— У меня нет дома. Любой цветок сойдёт, — столь же равнодушно отозвался Гвальд.

— Тогда возьмите ромашки, они спросом не пользуются.

Девушка возложила пучок увядших ромашек поверх чаши и затем её взор упал на спутника мастера Гвальда — на стройного и видного незнакомца с тёмными волосами, выдающимися скулами и вкрадчивым, пронзительным взглядом.

— Зелёные глаза, как воды цветущего озера, и золотистая, загорелая кожа, — мечтательно прошептала она и улыбнулась пришельцу. — Каков цветок вашего дома?

— У… меня нет дома. Любой цветок сойдёт, — Бел-Атар повторил за товарищем и ожидал получить от жрицы пригоршню подсушенных ромашек, однако она вручила симпатяге иное подношение.

— Возьми тогда незабудки. Почему-то мне кажется, что незабудки — для тебя.

Вскоре Касарбин держал миску с песком и благовониями, которую сверху прикрывали свежие, ярко-голубые незабудки, столь насыщенного и звенящего цвета, что молодому человеку померещилось, будто он слышит их подозрительную трель собственными