– Класс хороший, дружный. В начальной школе у них была сильная, опытная учительница, сумела сплотить детей. Ребята не вредные, хулиганов нет, – рассказывала Дарина Дмитриевна. У нее были густые волосы природного золотистого цвета, бархатисто-серые глаза и открытая улыбка. Настоящая русская красавица. От ухажеров, наверное, отбою нет. – Дети его хорошо примут, не беспокойтесь. Мы подружимся, верно, Алик?

Тот улыбнулся и немного неуверенно кивнул.

– У вас чудесный мальчик, – проговорила учительница.

Это действительно так и было.

Проводив детей, Полина вернулась домой. Собирались они в спешке: как рано ни вставай, времени все равно не хватает, и в прихожей валялись брошенные Соней тапочки, заколка для волос, которой она пользовалась дома, а на вешалке почему-то висело кухонное полотенце.

Хоббит не вышел встречать ее. Полина вздохнула: в последнее время кот утратил свою общительность и все больше прятался по углам.

– Кис-кис, – позвала она. – Хоббит, малыш, ты где?

В былые времена кот прибегал на зов сразу. Полина кормила его – и он привык, что хозяйка зовет его, чтобы дать вкусненького. Но сейчас Хоббит не спешил, вышел в прихожую крадучись, приблизился к Полине словно бы нехотя. Она погладила его, взяла на руки и хотела пойти с ним в детскую, но стоило ей сделать шаг по направлению к той комнате, как Хоббит с неожиданной силой вывернулся из рук и убежал прочь.

Полина не удивилась – это было не впервой. Поведение кота настораживало, но сейчас думать об этом не хотелось.

Детская радовала глаз, и она невольно улыбнулась. Прежде это была одна большая комната, но теперь, с появлением Алика, ее разделили на две части, установив фигурную гипсокартонную перегородку. Получилось очень здорово – дизайнер и рабочие-строители постарались на славу. Две особые территории – девчачья и мальчиковая, бело-сиреневая, по Сониному вкусу, и в лазоревых тонах – для Алика.

Сразу видно, что дети очень разные по характеру, думала Полина, глядя на обновленную детскую.

На Сониной половине – хаос, в котором могла разобраться только она сама. Дочка не была неряхой, но всегда раскладывала вещи по ведомой только ей логике. Сначала Полина пыталась расставлять все по-своему во время уборки, но коврики, мягкие игрушки, книги, фотографии возвращались на прежние места, и она оставила дочь в покое. В конце концов, каждый должен организовывать жизненное пространство по своему усмотрению, чтобы чувствовать себя комфортно.

На половине Алика – идеальный порядок. Книги по линеечке, подушки на диване – одна к одной, ровненько. Но было в этом что-то механическое, нарочитое и вроде бы немного издевательское. Самую чуточку. Словно мальчик хотел угодить вкусам Полины, отдать дань ее аккуратности, но сам не видел в этом смысла и посмеивался над ее нелепыми представлениями о мещанском уюте.

«С чего вдруг такие мысли! – одернула себя Полина. – Разве плохо, что ребенок старается?»

Она присела на его диван. Обстановка в комнате, мебель, гаджеты, новая одежда, модная стрижка, обувь, вкусная еда – Полина и Женя сделали все, чтобы Алику было хорошо. Ему вроде и было все по нраву. Но в целом обстановка в доме изменилась не в лучшую сторону.

Нечто неуловимое витало в воздухе. Нечто, чему Полина не могла дать определения. Беспокойство? Напряжение? Не было ссор и конфликтов, явного непонимания или неприятия. Ничего точного, ничего конкретного, но при этом чувствовалось: что-то идет не так.

Полина сняла очки – перед глазами все немедленно расплылось. Зрение у нее слабое: минус шесть половиной, да к тому же астигматизм.

«Надо бы опять лекарство прокапать, а то будто песку в глаза насыпали», – подумала она, помассировала веки и снова надела очки.

Конечно, все объяснимо: в их доме появился еще один человек, со своими привычками, потребностями, устремлениями, желаниями. В этих стенах зазвучал другой голос и смех, стал слышаться звук новых шагов. Мальчик привнес свою энергетику, ауру, биополе – как угодно можно назвать. Нужно просто по-настоящему привыкнуть к Алику, только и всего.

Позвонил Женя, и они поговорили немного. Полина рассказала, как все прошло в школе. Муж спешил – в клинике всегда полно дел. Ей тоже нужно было идти: готовить обед, а потом встречать детей с учебы. Она попыталась вызвать у себя радостное волнение, предвкушение чуда – то, чем была полна душа еще недели три назад. Но ничего не вышло.

– Это просто адаптация! – строго сказала себе Полина. – Мы должны привыкнуть друг к другу. Прекрати хандрить!

На протяжении следующих недель она регулярно созванивалась с Дариной Дмитриевной, пару раз заезжала поговорить – узнать, как Алик вливается в новый коллектив, как складываются его отношения с учителями.

Молодая учительница была в восторге от способностей мальчика, да и другие учителя наперебой ей вторили. Умный, прилежный и усидчивый, Алик схватывал все на лету, не отвлекался и не болтал на уроках, легко справлялся с самыми сложными заданиями, отвечал бойко и четко.

– А как он общается с одноклассниками? – спрашивала Полина.

То, что Алик отлично успевает, она и сама видела. Но вот что ее беспокоило, так это одиночество приемного сына. В записной книжке его телефона не появилось ни одного нового номера, ему не звонили приятели, не звали погулять мальчишки-соседи.

Высаживая Алика из машины возле школы, Полина каждое утро наблюдала, как он идет через школьный двор один, без компании. К Соне, например, тут же подбегали другие девочки, или же она сама догоняла кого-то.

– Пока все по-прежнему, – каждый раз отвечала Дарина Дмитриевна. – Он держится особняком, сидит один. На переменах ни с кем не играет – читает книги. Но мне кажется, вам не стоит волноваться. У вас необычный мальчик, ему пришлось нелегко, но он выстоял. – Подробностей биографии Алика они в школе не рассказывали, учителя знали лишь то, что мальчик рано осиротел и у него нет родственников. – Просто дайте ему время – и все наладится.

Полина и сама это сознавала. Невозможно ждать от ребенка, на чью долю выпало столько страданий, чтобы он легко забыл прошлое, стал всем доверять, моментально обзавелся кучей друзей. Но успокоиться не могла. Ей казалось, Алик несчастлив, хотя он и не говорил об этом. Возможно, мальчик, слишком уязвимый и чувствительный, переживает и мучается, не желая никому говорить о своих переживаниях.

– Давайте подождем немного. Он освоится, ребята примут его, – успокаивала Полину молодая учительница.

Впрочем, раз от разу голос ее становился все более напряженным. И выглядела она усталой и издерганной. Дело было не в Алике, он как раз стал отрадой всех учителей. Но остальные дети, по ее словам, как с цепи сорвались.

– Не понимаю, что с ними такое! Совершенно неуправляемые, конфликтные, – жаловалась она.

– Может, после лета никак не соберутся? – предположила Полина. Она по опыту знала, как сложно усадить детей за парты после каникулярной вольницы.