— Милош уж больно шуму много делает со своим приездом, — прогудел над головой Прохи тяжелый бас. Он его помнил. Дальнегатчинский князь. Медведь на груди — и сам медведем. Лапищи громадные, усами да бородой по самые глаза зарос.

— Любит он шум. А в нашем деле шуметь много — нехорошо.

— Думаешь, прав Тадек, батюшка? Надо на Чернца… — Голос обладателя красных сапог был Прошке не знаком. Не бывал в Бялом щеголь.

— Не зови погибель. Чернец уж прибыл. Видели его в княжеских покоях. Как у себя в дому расхаживает. Как подумаю, что мог Тадек все это получить, так гнев кипит. Обошел нас проклятый Владислав Радомирович. Казика Рыжего, Бяломястовского Лиса, обошел. Теперь и Элька за Чернецем. И Бялое за ним будет. Думаешь, что Милош так рвется — надеется, что калечного земля не признает. Тогда придется чернскому выродку везти сюда бяломястовну и на камень тащить. А ну как и она не дочка Казимежа, а его чернобровой ведьмы приблуда.

— Зря ты, батюшка, на Эльку и Агату Бяломястовскую наговариваешь. Ведь Эльжбета тебе дочерью хотела быть, — вступился молодой голос.

Проха пошевелился, заметив, что в толпе на дворе уже видны просветы. Холопы разгрузили скарб — подарки новому князю, дары сватьям-братьям, наряды для бабенок, меха для мужей. Понемногу последние гости разбредались по отведенным им покоям. Те, что гостили уже почти седьмицу, из торопливых да охочих до гостеванья, сидели в тени, потягивая квас да попыхивая трубками.

— Хотела бы — не отправила бы Тадеуша домой, не вышла бы за Чернца, — отозвался глухо медвежий князь.

— Батюшка Войцех Лешкович, что ж это вы с княжичем здесь, среди черни? В покои пожалуйте, — проблеял рядом чей-то перепуганный голосок.

Большие черные сапоги сдвинулись в сторону — видно, их хозяин собрался подняться со скамьи. В просвет между широкими голенищами и увидел Прошка мелькнувший вдали коричневый плащ. Не иначе путники, что ехали с хозяйкой. Гордый человек и его громадина. На гордеца Проха зла не держал. Страшен тот был, когда старого хозяина пугал, а как вышел хозяин весь — так и гордый человек стал не страшен. А вот длинного и патлатого Прошка боялся. От него смертью пахло. Да только смерть смертью, а хозяйку надобно сыскать. А кому знать, куда она делась, как не человеку в коричневом плаще странника?

Прошка дернулся между черных сапог, да не рассчитал, как тяжел и осанист князь Войцех Дальнегатчинский — застрял меж ног-колонн.

— Ах ты паскуда, — замахнулся на невесть откуда взявшегося пса княжич Лешек.

Войцех заступил псу путь и сгреб широкой рукой за загривок, удержал.

— Ваш пес? — спросил он резко у слуги: суетливого плешивого парня с бегающими глазками. Прошка помнил его — вредный был хлопчик, частенько норовил окатить Прошку водой, когда подавал князю умываться, а гончак по привычке отирался рядом с хозяином.

— Нет, не наш, — проблеял слуга.

— Значит, шпионишь для Чернца? Говорят, он, высший-то маг, ловко в голове у живности читает. Лешек, дай-ко нож…

Проха задергался, но князь держал крепко. Невдалеке под колесами отъезжающих со двора опустевших телег заметил Прошка белую лохматую шкуру, блеснули радужные глаза.

«За мной пришел», — решил Прошка и жалобно заскулил. Умирать ох как не хотелось. Есть хотелось. Потрошков, поросячью ножку — обжигающе-масляную, когда свинку только сняли с вертела и, нарубив крупными кусками, разложили на блюда — обносить гостей. И тут верткое копытце раз — и соскользнет с блюда в широкую пасть верного гончака Прошки.

Из кухни и правда потянуло жареным мясом. Мясной дух вырвался облаком из двери вслед за человеком в длинном черном плаще, расшитом княжескими лисами.

— Ила-а-а-а-а-рий! — заголосил Проходимка что было сил. — У-у-у-у!

Войцех пнул пса, чтоб не вертелся. Но манус уже заметил возню.

— Проходимец! — радостно воскликнул он, быстрым шагом подходя ближе. — Где пропадал? Спасибо, что пса нашего отыскали, Войцех Лешкович. Неуж до Дальней Гати добрался? Вот уж не думал, что так далеко ушел.

Войцех ловко спрятал нож в сапог, но все еще крепко держал собаку за загривок. Прошка заскулил жалобно, кося на Илария темным глазом.

— Любимец покойного князя, — улыбнулся Иларий. — Что ж вы сами-то его держите?

Иларий кивнул слуге, который теперь сгорал от стыда и унижения, бормоча, что «не признал княжеского любимца, уж давненько пропал». Плешивый брехун накинул на шею Прошке веревку. Только после этого Войцех разжал железные пальцы.

Проха не стал дожидаться особого приглашения. Человек в коричневом плаще не должен был далеко уйти. Если догнать, можно выведать, где хозяйка. Белый пес уж тут крутится. Видно, дело ему тут, а все знают, каково дело у Безносой. Душу пришла забрать. И пусть забирает, да только не Прошкину. Проха хозяйку отыщет.

Пес рванулся в сторону с оглушительным лаем. Слуга прянул в другую и, разъехавшись на свежем навозе, свалился, угодив задом в кучу конских яблок. Иларий расхохотался. Мгновение спустя к нему присоединились и медвежий князь с сыном.

— Я поймаю, — пообещал Иларий, двинувшись за сбежавшим негодником.

— Верно ли, ваш пес? — переспросил Войцех хмуро.

— Верно. Большой любитель под лавками прятаться. Сколько раз от князя Казимежа получал за свою привычку, а все лезет. Напугал вас Проходимец?

— Меня? — тут уж Войцех расхохотался в полный голос. — Меня — вашей паршивой брехливой шубой?

Иларий понял, что сказал лишнего. Поклонился до земли, прося прощения, каясь, что в словах неловок. Войцех простил, и манус быстрым шагом двинулся вслед за собакой.

Прошка бежал. Уворачиваясь от лошадиных копыт, он вился вокруг дома, думая, как попасть внутрь. Запах гордого человека обрывался у двери. Значит, в терем вошел, не иначе.

Наконец какая-то служанка выглянула во двор, и Проходимка шустро юркнул ей под ноги, едва не сбив девку с ног.

— Фу ты, кобель лохматый, — охнула та. Оглядевшись, позвала: — Госпожа Катаржина! Народу много.

Каська, закутанная в платок, мелкими шажками пересекла двор, зыркнула на девку грозно.

— Пусти, а уж там я сама.

Прошка рванул вперед. Всюду были люди. Сновали девки и парни с блюдами, кувшинами, ворохами свежего хрустящего белья. Белье плыло в сторону кухни, откуда манили к себе жареный кабанчик и запеченные потрошки. Проха пристроился под грудой белья и, семеня пыльными лапами, двинулся с девками. Те хоть и делали вид, что спешат, а сильно не торопились.

— В котором часу на камень-то поведут? — зашептала одна из служанок, краснощекая, с толстой косой почти до пят. Проха видел ее из-под белья.

— За обед, верно. Неуж на голодную пойдут, — ответила другая и дернула на ходу ногой. Решила, какое-то из полотенец упало и по полу волочится. Прошка обиженно подобрал хвост.