война группировок. Но этого не случилось, наверное, потому что главарь одной из банды, Виктор Панаев, по кличке Шрам, таинственно исчез. Его не было ни среди мёртвых, ни среди живых. Те, кто провели с Панаевым последние часы, ничего определённого показать следствию не смогли.

Я прятался за мусорными баками и слышал, как Шрам грозился порезать Рэма на куски, обзывал провокатором, который нарочно устроил потасовку и стравил две группировки. Братки уговаривали шефа убраться из ресторана — захаровских было намного больше и настроены они были весьма решительно. Ситуация складывалась трагикомичная: Шрам гнался за Рэмом, а захаровские за Шрамом. В конце концов он побежал с дружками по левой парковой аллее, а Рэм с Гелей выбрали правую.

Южный парк занимал обширную территорию, плавно перетекал в лес, который тянулся вдоль трассы несколько десятков километров. Отыскать в парке человека, тем более в тёмное время суток, тем более Рэма, знавшего в нём каждую тропинку, было нереально.

Через две минуты дверь служебного входа приоткрылась и наружу высунулись две головы, вслед за ними и тела двух захаровских. Поозиравшись и потоптавшись на месте, они довольно скоро ретировались.

До одиннадцати ночи я бродил по парку, искал Рэма и Гелю, чтобы предупредить их о Панаеве, но всё безрезультатно. В итоге домой попал к полуночи.

Светка с рёвом повисла у меня на шее, оросив рубашку обильными слезами. Она понятия не имела, куда мы пропали, обзвонила все больницы и морги, утром собралась в милицию писать заявление, а тут я — живой и здоровый, только изрядно пощипанный.

Успокоившись, Светка помогла мне раздеться. Без её помощи я с поломанными рёбрами так быстро бы не управился. Утром велела ехать в травмпункт.

4

Следователь вызывал меня трижды, и все три раза, отвечая на одни и те же вопросы, я не мог понять: чего он добивается? Чего хочет? Он так и остался для меня тёмной лошадкой. В новой реальности, которая пришла на смену старой эпохе, люди, подобные Гликману, чувствовали себя как рыба в воде: на следователя наверняка давили сверху. Но мне казалось, что он держится фактов, и это обнадёживало — разберётся, должен разобраться!

Подробностей того утра я уже никогда не забуду. В шесть резко прозвенел звонок и не смолкал, пока я, выпав из нагретой постели, в одних трусах шлёпал до прихожей. Открыл дверь и увидел Рэма — грязного и насквозь мокрого. Пошатываясь, словно пьяный, он вошёл в квартиру и осел возле порога; схватился за голову, стал раскачиваться из стороны в сторону, как плакальщицы на похоронах.

— Что с тобой? Что случилось?

Прибежала Светка, кутаясь в халат. Вдвоём мы подняли его с пола и под руки отвели в гостиную, усадили на стул, под которым быстро образовалась лужа воды. Рэм был не в себе. Он говорил что-то несуразное, то и дело всхлипывал, и мне стало страшно.

— Они забрали её! Они прилетели снова, чтобы забрать её! И я ничего не смог сделать!.. Я не смог, понимаешь?.. И никто не смог бы, ни один человек в этом проклятом городе…

— Да что случилось? Кто они? Кого забрали?.. Рэм, очнись! Что с тобой? — кричал я и тормошил его за плечи. — Приди в себя!..

Он поднял перекошенное от душевной муки лицо, и я увидел его испуганные, бегающие глаза.

— Они вернулись! Прилетели снова сюда, опять сюда, как тогда, в восемьдесят втором. Помнишь?..

Что я должен был помнить? Кто они? Я не понимал и не хотел верить подозрениям, от которых отмахивался, как от жуткого видения.

— Это они, инопланетяне! Они прилетели на своих тарелках и забрали Гелю. Понимаешь?.. Я не смог. Я не справился… Я отдал её…

Он вновь обхватил голову руками, вновь закачался и громко, навзрыд, заплакал.

— Успокойся! Не плачь. Не надо… Я… Я не понимаю.

Светка стояла позади Рэма и, глядя на меня большими глазами, крутила пальцем возле виска.

Я снова принялся тормошить его за плечи, как будто хотел вытрясти всю эту дурь, все эти тарелки с пришельцами, в которые ни я, ни Светка, ни один здравомыслящий человек не поверит. Я тряс его отчаянно и требовал от того, кто забрал у меня единственного друга, вернуть его обратно сильным, здоровым, крепким, уверенным в себе, каким он был всегда. А не раздавленным, поверженным и безумным.

Рэм вдруг оттолкнул меня и посмотрел в лицо прожигающим взглядом.

— Мы гуляли с Гелей по парку. У нас всё было прекрасно. Мы целовались. Внезапно вспыхнул свет. И они появились из этого света — огромные, квадратные, широкогрудые, парализовали меня электрошокером и схватили Гелю. Я лежал на земле и не мог шелохнуться, даже рта открыть, чтобы позвать на помощь. А они уходили — не торопясь, неуклюже переставляя толстые конечности, как роботы. Один уносил её бесчувственную на плече. Как только я снова ощутил свои руки и ноги, я пополз, потом пошёл, спотыкаясь и падая, и всё хрипел, и кричал, и звал Гелю. А когда мышцам вернулись силы, побежал… Они опустились на то самое поле, где мы в детстве гоняли в футбол. Там было три тарелки. Я успел добежать до последней и уцепился за какой-то выступ. Земля ушла из-под ног. Я летел по воздуху и орал, и звал Гелю, потому что ничего больше не мог сделать. Сначала тарелка летела плавно на небольшой скорости, над домами, над дорогой, над Северным мостом. Потом зависла над водохранилищем и вдруг резко пошла вверх. Я сорвался и упал в воду с высоты девятиэтажного дома. Не разбился, выплыл и добрался до берега… Но ты, Валерка, мой лучший друг, мне не