добывать из толстой кожаной папки документы. На пол сыплются леденцы в прозрачных фантиках, за ними планируют несколько ярких листков. Посетитель охает, бросается подбирать своё добро, я шикаю на Гошку, которому, конечно, ужасно интересно, и прихожу на помощь. Конфетка зелёная, конфетка красная, глянцевая листовка с яркими цветными драконами, огненными фонтанами и девушками в блестящих трико…

Все поверхности в городе, на которых по какому-то недоразумению нет афиш предстоящего турнира, заклеены плакатами грядущего выступления уникального драконьего цирка. Рекламные ролики обещают нечто фееричное, и я готова в это поверить – считается, что дикие драконы не приручаются и не дрессируются, однако цирк Зверева уже несколько лет успешно выступает по всей стране и даже за её пределами. Билеты, конечно, стоят, как крыло от самолёта, и меня немного давит жаба, но я её победю… побежду… одолею, короче. Интересно ж!

А ещё дикие драконы очень плохо переносят неволю: чахнут, болеют, отказываются от еды. Драконоборцы годами ломают головы над тем, как сохранить их бодрыми и злыми к началу турнира, но пока лучшим способом считается наловить зверушек дней за пять-семь до часа икс. Увы, с редкими драконами такой фокус не проходит: тот же феникс, насколько я знаю по документам, сидит в клетке уже две недели, и гарантии, что он захочет на турнире с кем-то драться, нет.

Однако в этот раз чья-то светлая голова додумалась спросить совета у специалиста, а именно у Зверева, который и директор цирка, и по совместительству главный дрессировщик. Тот немного помялся, но согласился неделю до турнира поставлять драконоборцам свой уникальный, лично им разработанный корм. Цену запросил такую, что можно было эту неделю кормить дракона отборнейшей телятиной из золотых тарелок, но выбирать не приходится: если звезда шоу преждевременно сдохнет, убытки будут ещё больше.

Зверев таки находит нужные документы и вручает их мне.

– Красавец, а? – Он кивает на плакат с фениксом. – У меня аж сердце кровью обливается, жалко до ужаса… Я бы его выкупил, но не отдадут ведь.

Я нейтрально пожимаю плечами – разговоров о том, что злые драконоборцы обижают несчастных зверюшек, я за свою карьеру наслушалась. Время от времени в кабинет к шефу являются очередные природозащитники и пытаются чего-то там требовать: то отменить турниры, то охоты, то трансляции по телевидению, то вообще драконоборцев. Сравнивают с корридой и гладиаторскими боями, вопят об опасности, жестокости и «чему это учит детей»…

На самом деле жестокости на турнирах и нет, во всяком случае в отношении драконов. Зачарованное оружие с наконечниками из кристаллов их либо ослабляет, либо, если удар вышел точным, тут же отправляет в иной мир – ни крови, ни внутренностей, ни бездыханной тушки не остаётся, только яркая вспышка и немного дыма, и на экранах это всё выглядит как компьютерная игра. Проведённые эксперименты свидетельствуют, а элементали подтверждают, что боли физическая оболочка дракона в таком случае не ощущает. А вот нерасторопный драконоборец может неслабо огрести, и тут уже будут и кровь, и вопли, и всё такое. Потому, кстати, детей до двенадцати на турниры всё же не пускают, а мы тщательно проверяем, насколько характеристики защитной экипировки заявителя соответствуют нормам безопасности.

– Так они ведь не совсем живые, – откликается Сашка. – Просто сгусток энергии вокруг кристалла, временно принявший материальную форму. И не совсем, соответственно, умирают… – Он подхватывает под пузо Гошку, демонстрирует посетителю: – А у нас тут свои красавцы. Хорош, а?

– Замечательно хорош, – соглашается директор цирка. Лезет в карман, добывает оттуда конфету, щурится на Сашку, а потом безошибочно переводит взгляд на меня: – Вы не будете против?

Гошка тоже на меня косится – всё-таки не брать угощение у чужих я его научила. Но стоит мне кивнуть, как дракон выскальзывает из Сашкиных рук и встаёт столбиком на столе перед Зверевым, искательно заглядывая в глаза. Директор расплывается в умилённой улыбке – уши у него при этом забавно шевелятся.

– Ай ты умничка, – сюсюкает он, скармливая дракону конфету. – Ай ты какой сообразительный!.. А насчёт не совсем живых – в чём-то вы правы, но подход можно к каждому найти, было бы желание.

Мне лень спорить, и я иду в кабинет. Шеф извиняется перед приятелем и принимается просматривать документы, я от нечего делать разглядываю висящее на стене копьё – кристаллический наконечник давно не подзаряжался и не светится, но в остальном штуковина выглядит внушительно, даже с декоративным алым вымпелом. Страшно представить, что могут сделать с такой штукой тренированные руки.

Кожемякин откидывается на спинку стула, отставляет чайную чашечку и прислушивается. За приоткрытой дверью слышно, как Сашка говорит про мировой баланс энергий, и драконоборец еле заметно улыбается – а потом Зверев принимается отвечать.

– …Ни за что не поверю, будто баланса нельзя добиться иными путями. А вот если предположить, что элементалям нужно снизить уровень преступности… Они ведь транслируют эту идею, мол, мы поможем вам стать лучше и жить лучше, так? Ну и вот вам сказочка про необходимость убивать драконов. Пропаганда, господдержка, премии – и вот уже люди с высоким уровнем агрессии заняты делом, вполне легальным и уважаемым. Нет, я не то чтоб против, если кому-то нравится убивать, то лучше уж драконов, чем людей…

Краем глаза вижу, как шеф морщится. А вот Кожемякин мрачнеет, поднимается – и взгляд у него тот самый, нехороший. Он в два шага пересекает кабинет, распахивает дверь и встаёт на пороге. Молча, но в приёмной тоже становится тихо.

Зверев реагирует первым.

– А, Василий, доброго вечерочка! Какая неожиданная, но приятная встреча, правда?

– Неправда.

Голос у Кожемякина низкий и глубокий, и, даже когда он говорит тихо, мне чудятся расходящиеся от него вибрации. Я забираю у шефа подписанные документы, подхожу к двери и вижу, как Гошка прячется в стоящей на тумбочке сумке. Зверев провожает его взглядом и качает головой.

– Драконы, даже выведенные искусственно, очень умны, – сообщает он в пространство. – И знают, с кем лучше не связываться.

– Драконы – опасные дикие твари, – возражает Кожемякин. – Очеловечивать их – дурацкая идея. Ящерицы эти ещё, – он кивает в сторону Гошки, – цирк твой… Кто-то поверит, что они безобидны, и это будет стоить ему здоровья, а то и жизни.

– Не нужно экстраполировать свой негативный опыт на неопределённый круг лиц, Васенька, – хмыкает директор цирка. – Я знаю, что ты-то драконов ненавидишь, и даже есть за что. Но пора бы начать признавать, что, если у тебя не получилось, это не значит, что не получится у кого-то другого.

Кожемякин шумно вздыхает. Я аккуратно протискиваюсь мимо него, Гошка меня видит и жалобно свистит, но не вылезает.

– Ты играешь с огнём, Толик, – говорит драконоборец. – И однажды доиграешься.

Зверев пожимает плечами и забирает у меня документы.

– А ты уже проиграл, – бросает он. – И боишься проиграть снова.

Взгляд Кожемякина становится совсем уж тяжёлым, но тут Георгий Иванович кладёт ладонь ему на плечо и качает головой. Драконоборец кривится, явно желая высказаться, но в итоге просто кивает ему и выходит в коридор, хлопнув дверью.

Шеф снова морщится, вздыхает и скрывается в кабинете. Зверев оглядывается с видом «а чего я такого сказал?», потом улыбается.

– А знаете что, молодые люди? – Он хитро щурится и лезет в свою папку. Я жду, что оттуда снова посыплется всякое, но на сей раз директор цирка справляется со своими сокровищами ловчее. – Спорить с драконоборцами – себе дороже, а вот привлекать людей на свою сторону –