выпив кровь, они способны украсть лица людей, а потом под видом наших близких проникнуть в деревню.

Именно так случилось с отцом.

Я загоняю эту мысль в пустоту, оставшуюся в душе после его смерти и увеличившуюся, когда Дрю переселился в крепость. Не нужно думать о плохом. Лучше верить, что брат вернется домой. Иначе можно раньше времени впасть в отчаяние.

Во главе процессии выступает Давос. Справа от него, возглавляя авангард, шагает Дрю. Я узнаю его по доспехам. Конечно, внешне они такие же, как у всех прочих, однако я лично ковала все застежки, скрепляющие части кожаного одеяния брата. Как и серебряное кольцо, ничем не отличимое от моего, которое он носит на правом мизинце.

Дрю поворачивает голову, и я даже сквозь маску ощущаю на себе его пристальный взгляд.

Мне безумно хочется броситься к нему, схватить за плечи, встряхнуть, накричать за то, что он задумал, и попробовать удержать. Я бесконечно восхищаюсь братом за все жертвы, что ему пришлось и еще предстоит принести, и за надежду, которую ему, несмотря на все трудности, как-то удается сохранять.

«Не забывай о своем обещании», – произношу я одними губами.

Большим пальцем брат начинает крутить кольцо на мизинце. Вряд ли кто-то, кроме меня, замечает это движение. В нем нет особого смысла, просто некое напоминание о соединяющих нас узах.

Я опускаю подбородок. Брат отводит глаза и проходит мимо. Следом тянутся прочие охотники, и за их спинами я больше не вижу Дрю.

Вскоре вся процессия, включающая почти всех местных охотников, скрывается вдали, но мы с мамой, как и прочие жители, еще долго топчемся на месте. Несколько оставшихся человек из крепости занимают посты возле окружающей деревню стены.

По возвращении домой мама берет стоящее возле двери ведро с солью и аккуратно насыпает ее толстым слоем на каждый подоконник и порог. Затем мы запираемся изнутри. Нас ждет долгая ночь.

– Пойдем. – Мама жестом приглашает меня следовать за ней наверх, и я молча подчиняюсь. Внутри до сих пор царит смятение. Боюсь, если я попытаюсь заговорить, могу просто разрыдаться.

Мы с мамой входим в ее спальню. Открыв сундук в изножье кровати, она вытаскивает одеяла, под которыми мы спим зимой, и постельное белье – подарок модистки на их с отцом свадьбу. На дне сундука покоятся кожаные доспехи, точно такие же, в каких ушли охотники.

– Надевай.

– Откуда это? – Я перевожу взгляд с нее на доспехи и обратно. – Ведь жителям запрещено держать в домах принадлежности охотников.

У каждого в деревне свое место, и никому не позволяется претендовать на чужое. Взамен нас обеспечивают всем необходимым. Достойное вознаграждение за равноценные жертвы – еще одна из догм, на которых строится наша жизнь.

– Вообще-то брат тоже не имел права между полнолуниями обучать тебя владению оружием.

Под взглядом темных глаз, которые напоминают угли в кузнице и сочетаются по цвету с ее волосами, я застываю.

– Ты знала.

– С самой первой ночи, – раздраженно хмыкает она. – Вы всерьез надеялись, что я ничего не замечу?

– Мы не… не… Почему ты не сказала? – В голове роятся сотни вопросов, но даже один мне удается сформулировать с трудом.

– Почему я должна мешать детям учиться защищать себя? – Она упирает руки в бока. – Во имя старых богов… уж если на тебя нападет вамп, лучше, чтобы ты умела с ним справиться. Спору нет, в деревне нужен кузнец. Однако глупо, что, создавая оружие, мы в случае необходимости даже не умеем им пользоваться.

– Но это не входит в обязанности кузнеца.

– Порой роли должны меняться. – Эти слова полностью противоречат всему нашему жизненному укладу.

– Даже если… – Нет, нельзя с ней соглашаться, как бы мне ни хотелось. Ведь старейшины, Давос и даже сама мама часто твердят, что каждый должен знать уготованное ему место. И я проглатываю ненадлежащие слова, вместо этого неуверенно рассматривая доспехи. Сомневаюсь, что они мне подойдут, и не только из-за женских форм. Просто я не создана для подобной жизни. – Но Дрю сражается намного лучше меня.

– Само собой. Ты ведь целыми днями работала в кузнице. А он тебе в подметки не годится в кузнечном деле, – хмыкает она. – Но если бы тебе пришлось вместо него отправиться в крепость, ты, без сомнений, стала бы отличным охотником, как и твой брат. – Вот это вряд ли, ведь у меня другая судьба. Однако я не решаюсь спорить. – А теперь давай помогу.

– А как же ты? – уточняю я, когда мама протягивает доспехи.

Пусть носить их мне еще не приходилось, я прекрасно знаю, как с ними управляться, ведь выковала тысячи таких застежек и проверяла каждую по нескольку раз.

– Мне удалось договориться с кожевником только об одном комплекте доспехов. После того как Дрю рассказал о неминуемой кровавой луне, мы начали собирать детали. Потихоньку, год за годом, чтобы в гильдии охотников никто ничего не заподозрил.

За кражу у гильдии положено такое же наказание, как и за эликсир, который тайком принес мне Дрю. Похоже, наша семья неуклонно приближается к виселице.

– А что кожевник получил взамен?

– Три маленьких серебряных кинжала.

– Где ты взяла серебро?

Впрочем, я уже знаю ответ. Он объясняет давнюю загадку, над которой мы с братом долгие годы ломали головы.

– Переплавила серп твоего отца.

Редкий подарок, преподнесенный крепостью в отступление от правил скорбящей вдове-кузнецу, исключительно для того, чтобы почтить память погибшего супруга.

– Мама…

– И ни капли не раскаиваюсь. – В подкрепление своих слов она резким движением затягивает на мне ремни доспехов. Я вдыхаю, когда нагрудник плотно прилегает к груди. – Это мой выбор, Флориана. – Мама использует полное имя. Значит, говорит в высшей степени серьезно. – Полагаю, тот, что выковала ты, еще у тебя?

– Да.

– А подаренный братом?

– Тоже. – Она и в самом деле все знает.

– Хорошо. – Мама затягивает ремень на моей талии. – Тогда ступай и принеси их.

Я оцепенело спускаюсь вниз. Мы с Дрю всегда вели себя благоразумно и осторожно, чтобы оградить маму от лишних тревог. Однако она все узнала и так же, как и мы, невзирая на установленные для нашей семьи правила, готовилась к этому дню.

«Ради меня».

Не обращая внимания на ноющую боль в груди, я достаю два серпа и прикрепляю их к крючкам на поясе. Мама с братом сильно рисковали ради меня, и невидимая тяжесть вдруг почти осязаемо давит на плечи.

Скрестив руки на груди, мама прислоняется к колонне в главной зале. За ее спиной полыхает закатное небо, оставляя золотистые отблески на черных волосах.

– Ты совсем как настоящий охотник.

– У меня нет ни маски, ни