Наверное, это была самая жуткая минута истины в моей жизни, самое страшное лишение всех иллюзий и понимание, что если это и игра, то она зашла слишком далеко. Они отбирали у женщин детей. Такой кошмар я видела только по телевизору. Жестоко, хладнокровно выдирали из рук матерей и передавали друг другу, запихивали их в повозку с крытым верхом. От дикого крика, стонов и рыданий у меня закладывало уши и слепило глаза. Когда один из ублюдков схватил Томми за пухлые ручки и потянул к себе, выцарапывая у истошно орущей матери, которую он ударил кулаком в лицо, я набросилась на мразь, схватила за плащ и зашипела в перекошенное лицо:

— Все! Это зашло далеко! Хватит! Не трогайте детей! Прекратите весь этот цирк немедленно не то я найду как вызвать полицию и когда я подам на вас в суд этот розыгрыш будет стоить вам денег и свободы!

Солдат оторопел, глядя мне в глаза, а потом зашевелил губами, пытаясь отцепить мои руки от своего плаща.

— Карл, давай пошевеливайся! Время идет!

— Ведьма не дает забрать ребенка!

— Выруби суку! Не церемонься!

Но он боялся я видела по его глазам как он боится и не знаю зачем сказала.

— Руки убери, тварь! Прокляну! Язык отнимется! Кровью мочиться будешь!

Его руки разжались, и он попятился от меня назад, отпуская ребенка. Я протянула его матери, но та смотрела на меня примерно так же, как и солдат. С нескрываемым ужасом.

А потом меня ударили по голове рукоятью меча. Я только успела увидеть перекошенное лицо урода с соломенными волосами и гнилыми зубами и погрузилась во тьму. Крики ребенка теперь доносились откуда-то издалека, пока совсем не исчезли.

В себя пришла от мучительной боли в затылке и ощущения дикой жажды. С трудом разлепила веки, понимая, что нас все еще везут. И кошмар не закончился. Я по-прежнему в вонючей повозке с несчастными женщинами, которые обезумели от горя. Кто-то из них тихо скулил, кто-то молился и причитал. Я с трудом умудрилась сесть и тронула затылок, посмотрела на свою руку — на пальцах осталась кровь.

— У кого-то есть вода? Я очень хочу пить.

Никто даже не подумал мне ответить. Они переглянулись между собой, но даже не шелохнулись. Только та женщина, мать маленького Томми вначале долго копалась в складках юбок и протянула мне бутыль с водой.

— Для детей взяла. — и в глазах слезы блеснули. — теперь уже не надо.

— Спасибо.

Прижала горлышко к губам и жадно сделала несколько глотков.

— Они между собой говорили… детей увезут куда-то. Не убьют… Наверное, можно будет найти, — дурацкие слова утешения, которые звучали полнейшим абсурдом, — Сейчас бы компресс со льдом прямо из морозильника и рану перекесью промыть, кто знает где побывали их мечи.

Женщина смотрела на меня как на какое-то исчадие ада или пришельца. Словно ничего не поняла из сказанного мною… Они просто в шоке от пережитого кошмара. Я и сама в шоке. Это определенно шок. Главное не впасть в истерику.

— У вас может и йод найдется? — тихо спросила я с какой-то затаенной надеждой, что они знают, что это такое.

— Нет у нее твоих ведьминских зелий! Отстань от нее. Это ты во всем виновата, проклятая! Из-за тебя детей забрали. Ты на нас беду накликала. Надо было вышвырнуть тебя из повозки!

Старая карга с серым платком на седых волосах пучком торчащих по бокам тыкнула в меня скрюченным пальцем.

— Ты виновата!

— Да с чего вы взяли, что я ведьма?! Бред какой! Я … я не знаю кто вы, что здесь происходит, но это должно скоро закончиться и… прекратите меня так называть!

— Не притворяйся. Все видят глаза твои жуткие. Их ни от кого не спрячешь. С такими только ведьмы рождаются. Это печать дьявола!

Они сумасшедшие. Все эти люди просто ненормальные. Или это я сошла с ума. И сходила с каждой секундой еще больше. Потому что мы приближались к огромной каменной стене. На которой виднелись смотровые башни, снующие люди с копьями, а вдалеке поблескивали шпили замка с развевающимися знаменами. С неба сорвались первые хлопья снега, и я поежилась от холода, обхватывая себя руками и тут же одна из женщин дернулась в сторону и снова несколько раз перекрестилась. Я опустила взгляд и посмотрела на свое запястье из-под манжеты виднелась словно татуировка черная голова змеи с высунутым языком. Я тут же одернула манжет…

— Подъезжаем к воротам Адора! Пересчитать пленных!

Нас пересчитали, как скот. А я смотрела, как предводитель этих ублюдков с соломенными волосами отдает какие-то бумаги стражу с копьем. Бред! Сумасшествие! Копья! Стражи! Замок! Бумаги с круглой красной печатью!

— Семнадцать пленных. Среди них Элизабет Блэр собственной персоной.

— Баб забирайте, а ведьму возьмет Брэдли. Ее велено доставить в Начдар перед казнью.

— Может вначале дашь моим людям поразвлечься с сучкой. Она ведь целка. Меня заводит монашеское платье и ее страшные глаза. Я б ее вздрючил прямо в этой повозке. Чистенькая тварь голубых кровей от нее пахнет молоком и медом.

— Мне велено доставить графиню Блэр в Начдар. Для развлечения возьми другую бабу. У тебя их целых шестнадцать.

— Какая разница? Ее все равно казнят! И эти шестнадцать взрослые курицы, которых уже имели.

— Лорд Ламберт приказал привезти дочь Антуана Блэра целой и невредимой в Адор. Целой и невредимой! Или в этих словах есть что-то непонятное?

— Никто б не узнал. Ее все равно сожгут!

— Даже у стен есть уши, Рам. Ламберт потом нам обоим оторвет яйца и заставит сожрать на главной площади на глазах у всех.

— Я бы хоть посмотрел на ее белую кожу. У северян она такая прозрачная. Говорят, и соски у их женщин светло-розового цвета, а половые губы похожи на лепестки чайной розы!

— Подёргаешь свой стручок при казни, романтик чертов. Ведьм сжигают голыми! Все! Хватит болтать! Герцог Морган не любит ждать!

Меня тащили следом за лошадью за связанные руки. Ступая по мосту, ведущему к массивным поднятым воротам я чувствовала, как ужас окутывает меня все сильнее, накрывает с головой… Потому что это все уже совсем не походило на розыгрыш… Но тогда это могло означать, что я сошла с ума. Но разве галлюцинации могут быть настолько сильны, что я чувствую. Как камушки забиваются мне в сандалии и болят мышцы рук и ног. Изуверы тащат меня еще с самой развилки и я, не приученная к физической нагрузке, скоро просто упаду.

— Пошевеливайся, ленивая дрянь! Не то я пришпорю лошадь, и твоя белая кожа сотрется о мостовую в лохмотья!

Я прибавила шагу, понимая, что вот-вот рухну и не смогу пройти ни шага. Надо было заниматься спортом. Мама так и не отдала меня никуда. Жалела. Сама бывшая гимнастка решила не портить мне жизнь и вырастила комнатным цветочком и теперь комнатный цветочек вот — то погибнет от легкого бега трусцой за лошадью. Боже, о чем я думаю? Я неизвестно где! Меня тащат на казнь! В какой-то Адор, где все сумасшедшие изверги. На моих глазах у женщин отобрали детей, а еще какой-то вонючий солдат хотел меня изнасиловать прямо в повозке.