тетей? И давно? — отпивает из чашки, а сам так и пялится своими ледяными глазами.

— После смерти мамы она опеку надо мной оформила. Мне десять было.

— И часто она так? — кивает в сторону спальни тети.

Тру переносицу, прикрывая глаза. Сказывается усталость и недостаток сна. Да, и разговор этот совершенно ни к чему.

— Бывает — говорю размыто, чтобы дальше эту тему не развивать. Неприятно.

Макс закусывает край нижней губы, задумавшись над чем-то, а затем грустно усмехается.

— Моя мать тоже раньше пила жестко. Поверь, я знаю, что это такое.

Не скрываю удивления.

— А сейчас?

Кетлер отпивает из кружки.

— Сейчас завязала. У моей старшей сестры родилась дочка, и она теперь все время проводит с Алиской, так мою племяшку зовут. Балдеет от нее, даже о стакане забыла.

Кетлер смотрит прямо на меня, а я не знаю, куда себя деть. В памяти всплывают картинки из видео, как блестели его глаза, как он в предвкушении кусал губы, как целовал Даниленко.

— Готовишься? — Макс прерывает мои мысли, отчего я чуть не вздрагиваю.

Кетлер замечает учебники на полке, что висит над кухонным столиком.

— Да, а ты? — прощупываю почву.

На секунду проскальзывает мысль, может, просто стоит его попросить не участвовать в отборе без шантажа и всей этой грязи, что мы с Таней задумали. Но это же Кетлер, и с ним такой номер не пройдет.

— Я догадываюсь, что ты обо мне думаешь, Томилина. Но, поверь, ты меня совершенно не знаешь.

— И что же я думаю, интересно? — откидываюсь на спинку стула, складывая руки на груди, в то время как Макс, напротив, подается вперед и кладет руки на стол, сцепляя пальцы в замок.

— Думаешь, что я эдакий баловень судьбы, мажор, которому ничего в этой жизни не нужно. Есть папины деньги, связи, и этого достаточно. Бесишься оттого, что я буду участвовать в отборе на олимпиаду. Заранее уже сдалась. Ты рассуждаешь, как большинство, но на самом деле, ни черта не понимаешь, Томилина.

Стискиваю зубы.

— Ну, во-первых, я еще не сдалась, как видишь — киваю головой на стопку учебников. — А, во-вторых, просто не понимаю, зачем тебе олимпиада. Ты же сможешь учиться в этом университете и без всяких конкурсов, если пожелаешь. Не мое дело, конечно, но денег у твоего папаши, как голубиного дерьма. Так что если даже не пройдешь на бюджетные места, коих кот наплакал, сможешь поступить на платной основе, разве нет? Что тут еще понимать?

— В том то и дело, что не смогу — горько усмехается Кетлер. — Мой отец все уже решил за меня. Я, будто, со стороны на свою жизнь смотрю. Смотрю и охреневаю. Мне уготовано место в бизнес-школе, но я — технарь. Я не хочу заниматься бизнесом и вести в будущем дело отца. Меня интересуют совсем другие вещи. Попасть в этот университет на бюджет практически нереально, сама знаешь, а оплачивать учебу отец не будет. Так что мы с тобой в одинаковой ситуации, Томилина.

Не хочу верить его словам, не могу. Потому что, если поверю, на шантаж уже не решусь.

— Ладно, Томилина, иди провожать.

Макс поднимается из-за стола, открывает кран и ополаскивает после себя кружку, я даже опомниться не успеваю, и направляется к выходу.

Выскальзываю следом, забираю по дороге куртку Макса и возвращаюсь в коридор. Тусклый свет от торшера отражается в его глазах. Он натягивает еще влажноватую куртку и застывает перед дверью. Я стою напротив и дышать боюсь, так напряжена. Только вот понять не могу, почему меня так стало конфузить в его присутствии. Макс смотрит, точно хочет что-то сказать. Что-то серьезное, раз никак не решается.

Расстояние между нами можно посчитать в сантиметрах. Так близко к Максу я никогда раньше не находилась. Сердце отстукивает рваным ритмом, потому что я то и дело сдерживаю дыхание.

— Спасибо за кофе — он склоняется к моему уху, и я невольно зажмуриваюсь. — И спокойной ночи, Томилина — убирает с моего лица прядь волос. Тонкие пальцы почти неуловимо скользят по коже, и я чувствую, как в момент покрываюсь красными пятнами. Меня сковывает оцепенением.

Макс отступает и уже в дверях оборачивается. Проходится взглядом по моему телу.

— Знаешь, Томилина, я всегда догадывался, что ты совсем не такая, какой пытаешься показаться.

Секунду еще смотрит на меня, а потом подмигивает и закрывает дверь.

Некоторое время я даже не решаюсь пошевелиться. Затем корю себя за то, что не поблагодарила. Все-таки без его помощи, не знаю, как бы мы с теткой добрались до дома. Но как можно сказать человеку «спасибо», а потом так грязно его подставить? Мне становится тошно от самой себя.

Завернувшись в одеяло я до глубокой ночи думала о Максе.

Кетлер, который вечно ходил по лицею с видом царька, задирал других ребят, учителей, устраивал потасовки, насмехался над такими, как я, уже не вызывал во мне той неприязни, что и раньше. Да, еще это видео…

Утром просыпаюсь с чугунной головой и быстро собравшись на учебу, пока тетя еще дрыхнет в своей комнате, выпархиваю на улицу. Ледяной ветер вперемешку с моросящим дождем закрадывается под куртку, заставляя нас с Осиповой бежать чуть ли не вприпрыжку до лицея. Про вчерашние приключения ничего ей не рассказываю. Мне вообще стыдно говорить про тетю даже лучшей подруге. У нее совсем другая семья. И совершенно другая жизнь.

Прождав Осипову в туалете, пока та в очередной раз скрупулезно чертила стрелки, спешим на биологию. В вестибюле на втором этаже полно ребят, но среди всей этой толпы я моментально натыкаюсь взглядом на Кетлера. И сразу такое ощущение внутри меня, будто между нами есть теперь что-то общее, некая тайна. Стало отчего то очень волнительно.

Макс вальяжно привалился одним плечом к стене у окна. Его окружили Вуйчик, Девлегаров и еще пара ребят из класса, а на подоконнике рядом с ним уселась Даниленко, закинув одну ногу на другую. В голову неожиданно закралась мысль о том, как ему идет, когда русые волосы небрежными прядями спадают на лоб, прикрывая брови. А еще у него очень красивый профиль с прямым носом и чуть вздернутой верхней губой.

Мы равняемся с его компанией и Девлегаров тут же замечает Таню. Выпрямляется, точно по струнке, и подмигивает подруге.

— Привет — здоровается первым, обращая на нас внимание всей компании. Кошусь на Таньку и замечаю,