Засланный нашим бюро человек сыграл свою роль просто великолепно и даже вошел во вкус, горя желанием повторить спектакль, который он разыграл в Лугано. Однако на этот раз в интересах дела было сделано исключение и продолжить игру ему не разрешили — не стоило тратить драгоценное время и силы на изготовление новых фальшивок, поскольку при этом никогда не знаешь, насколько важную информацию передаешь в действительности.

Раскрытие нами кодовых имен, паролей и явок в скором времени плохо сказалось на карьере незадачливого подполковника Дельмастро. Наше внимание привлекли к себе некий Пьетро Контини и его сожительница, которые поддерживали с Дельмастро тесную связь и за которыми мы наблюдали в течение нескольких месяцев. После их ареста Дельмастро утверждал, что Контини служил у него переводчиком, однако в ходе следствия удалось установить, что Контини пользовался паролем Пьетро Аливерти, что подтверждало его принадлежность к итальянской шпионской сети. Контини осудили, а Дельмастро, возомнивший себя после сделки в Лугано бесценным работником разведки, как ни упирался, был вынужден оставить свой пост.

Таким образом, можно сказать, что в 1900–1907 годах процессы по делам шпионов были вынесены, как говорится, на повестку дня, что ясно свидетельствовало о нараставшей в отношениях стран, казалось бы, мирной Европы напряженности, которая неизбежно вела к вооруженному конфликту. И проводившаяся с большей или меньшей интенсивностью разведывательная деятельность служила своеобразным барометром имевшихся тогда политических веяний. В 1907 году, когда я начал работать в «Эвиденцбюро», стрелки этого барометра однозначно предсказывали грядущую бурю.

Осенью 1907 года меня, тогда гауптмана Генерального штаба, вызвали в Грац, где располагался штаб 6-й пехотной дивизии, и объявили о моем переводе в «Эвиденцбюро».

«Обладаю ли достаточными познаниями для работы на новом поприще?» — не уставал я задавать себе один и тот же вопрос.

К тому времени за моими плечами был одиннадцатилетний опыт офицерской службы, в том числе два года учебы, шесть лет работы на командных и три года на штабных должностях. Прослужив в восьми гарнизонах на итальянской и русской границах, а также внутри империи, я вдоль и поперек исколесил обширные территории австро-венгерской монархии.

«Достаточно ли этого?» — спрашивал я себя.

Меня днем и ночью преследовали мысли, складывавшиеся из самых фантастических представлений о работе шпионов, о проводимых ими тайных миссиях с переодеваниями и приклеиванием фальшивой бороды. Мне снились залы суда, кошмары о каторжниках Сибири и Чертова острова[30].

12 ноября 1907 года я приступил к исполнению служебных обязанностей в качестве руководителя разведывательной группы, численность которой была весьма маленькой, поскольку кроме меня в нее входил еще только майор Дзиковский. Он и занялся моим посвящением в тонкости разведывательной работы, обучив, как пользоваться тайными письменными средствами, простыми шифрами и другим подобным премудростям. Мое воображение поразили полые трости, щетки, зеркала и тому подобные предметы, использовавшиеся для сокрытия письменных сообщений от агентов. Затем я занялся изучением организационной структуры «Эвиденцбюро» (14 офицеров) и разведывательного дела.

Вопросы осуществления непосредственно самой разведывательной деятельности были возложены в первую очередь на главные разведывательные пункты в Граце и Инсбруке против Италии; в Темешваре[31], Аграме[32], Сараево и Заре против Сербии и Черногории; а в Лемберге[33], Кракове и Перемышле[34] против России. В общей сложности в них работало пятнадцать офицеров, которые занимались вербовкой, подготовкой и засылкой агентов, приемом от них донесений и обобщением информации, вопросами организации работы и обработки сведений, получаемых от находившихся постоянно за границей доверенных лиц. В функции этих офицеров входило также установление и поддержание с вышеназванными лицами устойчивой связи (почта, посредники, шифр, криптография, секретные чернила и т. д.). Число агентов, которые в то время находились непосредственно в подчинении «Эвиденцбюро», было весьма незначительным, и поэтому в Италию и на Балканы на рекогносцировку обычно посылались непосредственно офицеры этого бюро.

Самым больным был денежный вопрос. Ассигнованных министерством иностранных дел «средств на разведку», а также сумм, отпускаемых на эти цели по смете Генерального штаба, едва хватило бы на годовое содержание директора «среднего» банка. В результате агенты «Эвиденцбюро» вынуждены были удовлетворяться ежемесячными вознаграждениями в размере от 60 до 150 крон. И это при постоянно висевшей над ними угрозе получить за шпионаж долгие годы тюремного заключения, если еще чего не хуже. Поэтому желавших сотрудничать с нами было совсем немного.

Участие прочих ведомств в разведывательной деятельности было минимальным. Результатами своей работы обменивалось с нами только морское разведывательное бюро, но оно само находилось еще в зачаточном состоянии. Военным же атташе во избежание неприятных последствий заниматься разведкой вообще запрещалось, и исключение в этом вопросе составлял только военный атташе в Белграде. Зато с нами тесно сотрудничали офицеры, командированные в Македонию для реорганизации турецкой жандармерии. Кроме того, большую ценность представляла собой помощь германской разведки, с которой мы работали на взаимовыгодной основе.

Контрразведывательная деятельность носила в то время преимущественно предупредительный характер. Но вскоре мне стало понятно, что сил, имеющихся для того, чтобы противодействовать шпионажу, без всякого сомнения ведущемуся против нас Россией, Италией, Сербией и Францией, было явно недостаточно.

В этом вопросе радовали только хорошие отношения с полицейским управлением города Вены. Его начальник Карл фон Бжезовский встретил меня весьма любезно и предупредительно. Он и потом всегда с пониманием относился к вопросам сотрудничества с нами, всячески способствуя этому. Руководителем же государственной полиции вначале был полицейский советник Порм, который вскоре передал дела полицейскому советнику Гайеру, ставшему во время войны начальником полиции и министром внутренних дел. Гайер, так же как и будущий начальник государственной полиции, а затем начальник полиции и федеральный канцлер доктор Йохан Шобер являлись теми людьми в Вене, с которыми я чаще всего сотрудничал в последовавшие годы и которые всегда были готовы прийти на помощь. Именно они способствовали невиданному ранее подъему контрразведывательной работы, особенно во время войны, и думается, что эти господа простят меня за дерзость, если я назову их своими друзьями.