Иван Владимирович страдал, прикованный к болезни жены. Рассылал письма в Москву, Флоренцию, Лондон, Париж. Французские письма под его диктовку писала Марина. Ее грело участие в делах отца, да и знание языков обогащалось — у сестер Бринк она стала учить английский. Марина училась одновременно в двух классах: по некоторым предметам в четвертом, по другим — в седьмом, где старшие девушки приняли ее как равную.

Марии Александровне не становилось лучше, муж повез ее в санаторий в соседнем городке Санкт-Блазиен.

— Моя песня спета…

— Полно, Маня, полно, голубка…

Между тем новая хворь — свинка. Обеих девочек болезнь перевела из дортуара в школьный лазарет.

Единственное сохранившееся письмо Муси в ответ на материнскую карточку:

В пансионе учили многому, в том числе вязанию. Это было для Марины невыносимо. Смешно, но потом, через годы, Мандельштам обличал поэта Цветаеву — в домашнем рукоделии.

Из озорства, чреватого некоторой прозорливостью, она связала нечто похожее на чертика — с рожками и хвостиком. Поднялся скандал. По коридорам пансиона пошел шорох: эти русские девчонки привнесли революционный дух. Дело шло к исключению. Дело замяли.

Любопытна почтовая карточка с видом на Санкт-Блазиен (лето 1905-го), адресованная А. А. Иловайской, второй жене Дмитрия Ивановича:

Здесь же приписка Аси:

Гуляли с отцом за городом. Однажды, во время такой прогулки, Марина пошла топиться в озере Obere Alb — оттого что Ася ее «не понимала». Правда, перед этим девочки пили пиво.

Итак, на дворе — лето 1905 года. Уже отгремели Кровавое воскресенье и сдача Порт-Артура. Отъезд в Россию стал неизбежностью. Три года вдали от родины!

В конце прошлого года вышла книга Александра Блока «Стихи о Прекрасной Даме». Книгоиздательство «Гриф» завершило эту книгу рекламой на обложке журнала «Ребус», то есть объявлением о продолжающейся подписке на него. Среди прочего там было сказано: ««Ребус» единственный в России журнал, который главное место отводит обзору и изучению таинственных и загадочных явлений: телепатии, ясновидения, передачи мыслей, раздвоения личности, одержания, сомнамбулизма, животного магнетизма, медиумизма, гипнотизма, спиритизма (выделено в оригинале. — И. Ф.) и т. п. сверхнормальных фактов и явлений в области психизма».

Такое это было время, и Гришка Распутин в смазных сапогах расхаживал по царскому дворцу.

«Пушкинский бульвар тянется вдоль речки Учан-Су и мало посещается ввиду неприятного содержания его». Так сказано в путеводителе «Ялта в кармане» (1904). Именно за этой речкой начиналось Заречье, занимавшее ялтинский запад вплоть до горы Могаби. Там находилась дача доктора Ф. Д. Вебера «Квисисана» (по-итальянски «Здесь излечиваются»), где не совсем удачно остановились Цветаевы. Иван Владимирович всегда брал на себя хлопоты по отысканию места жительства. «Неприятное содержание» вещь довольно загадочная и, видимо, означает антисанитарию. Но эту же формулировку применительно к даче Вебера можно расшифровать как все тот же «революционный дух»: молодая дочь доктора Вера увлекалась взрывными идеями. Курортный рай не избежал тренда эпохи.

Перебрались на холм Дарсан в центре Ялты. Там, на Дарсановской улице, стоял дом Сергея Яковлевича Елпатьевского, доктора и писателя, друга Чехова. Теперь это улица Леси Украинки, 12. «Мы начали строить почти одновременно. Он, Антон Павлович, дразнил меня, называя мой дом, который стоял высоко на холме Дарсан над Ялтой и откуда открывался великолепный, пожалуй, единственный вид на почти всю Ялту, на море и горы, «Вологодской губернией», а я называл его место в Аутке (греческо-татарское село на реке Учан-Су. — И. Ф.) «дырой». Не Чехов, но добросовестный очеркист, он писал о Сибири, где отбыл по молодости лет ссылку, и о благословенном Крыме, исторически столь неоднозначном. Он приходился двоюродным братом, по матери Елене Александровне Добротворской, той самой, из Тарусы. Мария Александровна читала его вещи в сборниках издательства «Знание». Собственно, сам он тогда отсутствовал, но второй этаж арендовала Е. Ф. Лужина, сдававшая жилплощадь. Две комнаты сняли Цветаевы. Иван Владимирович уехал в Москву, его девочки остались в объятиях посуровевшего по осени климата. Но им нравилось все — кипарисово-тополиная флора и соседство, состоявшее из трех человек и целой собачьей колонии, населявшей голую гору за домом. Девчонки подкармливали бездомных, худых и голодных, но миролюбивых псов.

Тогда там еще не было канатной дороги, но вид на море открывался восхитительный и напоминал Италию. Если стоять лицом к морю, справа вдалеке поднебесно высится гора Ай-Петри, слева вблизи — холм Поликур. Чуть ниже дома Елпатьевского — женская гимназия, та самая, куда готовились поступать в четвертый и второй классы Маруся и Ася. Трехэтажное великолепное здание из крупных кубов керченского камня. Во дворе гимназии поныне стоит роскошный гималайский кедр, семиствольный (один ствол сейчас спилен) и головокружительно высокий. В «Путеводителе по Крыму» А. Бесчинского (1908) сказано, и мы через яти и еры воспроизведем колорит времени: