знала, что это мнение не разделяет большинство родителей, включая ее собственных. Быть непохожей на других опасно и нелегко.

Поблизости горстка одетых в белое девочек, позабыв обо всем, кроме гонок, размахивала красными лентамии громко выкрикивала:

— На-вси-Ка-я!! На-вси-Ка-я!!

Когда атлетки подбежали ближе, девчонки взвизгнули от восторга.

— А я знаю загадку получше! — заявила Габриэль, но тут же переключилась на другое. — Эй, ты видишь то же, что и я? Две первых… Поглядите только!

Гомер послушался, Зена тоже. Мимо промчались две девочки… связанные веревкой; как ни в чем не бывало, болельщицы восторженно скандировали имя. Девочка, бегущая первой, раскраснелась и запыхалась, Габриэль совершенно точно слышала, как она сказала:

— Все, Навсикая! Теперь двадцать шагов по прямой, песок твердый, впереди никого нет. Давай! — она отпус-тила веревку, прыгнула в сторону и откатилась с дорожки. Все еще задыхаясь, девочка приподнялась, не отры-вая глаз от финишной черты.

— На-вси-кая!! — прокричала она и снова со стоном распласталась на песке. Мимо пронеслись остальные бегуньи.

Габриэль склонилась над лежащей девочкой, которая все еще пыталась восстановить дыхание:

— Ты в порядке?

— Я? Ну конечно! — волосы с рыжиной обрамляли тонкое и очень веселое лицо. Веснушки россыпью сияли на вздернутом носите и загорелых щеках. Девоч-ка жадно хватала воздух. — Ой, эти забеги мне просто не по силам! Да еще по песку! Нет, бегать я умею, но… не так же, как она! Просто Навсикае одной не справить-ся, потому что…

— Я хотела спросить тебя о веревке, — вставила Зенина спутница, пока девочка безуспешно пыталась справиться с собой. — Кстати, меня зовут Габриэль.

— Митрадия. Приятно познакомиться. Веревка помогает Навсикае не сбиться с дороги. Она слепая.

— Слепая?! Неужели?

— Да, — с гордостью подтвердила Митрадия. — Удивительно, правда? Навсикая слепа с рождения. Однажды мама проигравшей девчонки заявила, будто Навсикая притворяется: как же так, драгоценному чаду обидно! Но это вранье, она в самом деле не видит. Но ведь если глаза не видят, это не значит, что и ноги не могут бегать! — возмущенно закончила девочка.

— Мне это объяснять не надо, — тепло ответила Габриэль. — Я была поражена еще до того, как узнала о ее слепоте. Навеивая великолепна!

Митрадия вздохнула и позволила Габриэль поднять ее с песка.

— Прости, если я показалась сердитой. Ты тут ни при чем: просто мне так часто приходится защищать подругу. Но как бы то ни было, она талантлива, это точно. Только Аталанта может обогнать ее. К сожалению, Навсикая — царевна, поэтому в следующем году ей уже не позволят участвовать в соревнованиях. Происхождение и титул обязывают вести другой образ жизни, — девочка глубоко вдохнула, с шумом выпустила воздух и посмот-рела в сторону финишной черты. Оттуда доносились визгливые голоса, кажется, разгорелась обычная ссора.

— Ну вот, как всегда! Спасибо, что помогла подняться, а теперь мне пора идти. Надо выручить Навсикаю.

— Не возражаешь, если я… э-э, пойду с тобой? — спросила Габриэль и вдруг вспомнила про стоящего рядом молодого певца: — Ах да, это Гомер, он поэт и будет знаменит.

Потом Габриэль взглянула на Зену, та с улыбкой помахала рукой: "Иди, я останусь".

— Ой, правда? Настоящий поэт! — Митрадия поспешно отряхнула с туники песок и оправила подол. Гомер зарделся:

— Ну, почти. Я учусь в Академии. Главное — пройти весь курс.

— Ты справишься, — ободрила его Габриэль и покачала головой. — Он очень способный! О, боги, что там случилось?

Митрадия тяжело вздохнула:

— Опять из-за царевны ссора.

— Она слепая! — визжал пронзительный голос. — Разве нет закона про них? Я бы выиграла последний забег, если б не она! Нельзя же бегать, если ты не видишь, верно? А где эта девчонка, которая ее тащила? Значит, мы не можем помогать друг другу, а они могут? Так нечестно!

Ее перебил глубокий мужской голос, но из-за гула толпы различить его слова было невозможно. Митрадия взглянула на новых знакомых:

— Хотите с ней познакомиться? Конечно, с Навсикаей, а не с Поросенком.

Брови Гомера поползли вверх:

— С Поросенком?

— Мы все так ее называем, — пояснила бегунья и улыбнулась, как настоящий бесенок. — Ты только послушай, как визжит!

С этими словами девочка скрылась в толпе. Пронзительный голос разразился очередной тирадой, его снова перекрыл мужской тенор.

— Поверить не могу! Она даже не добежала до конца… Мама-а-а… — разрыдалась гадкая девчонка. — Мама, я же говорила, мне нужен такой же короткий хитон! Моя тряпка в ногах путается! Посмотри теперь, что получилось!

Слава Олимпийцам, спокойная, облаченная в темное женщина подошла к Поросенку, и визгливый голос милосердно утих. Женщина поворковала, должно быть, в утешение, но ее дочурка не собиралась сдаваться так быстро.

— Слепая бегунья, — пробормотала Габриэль. — Отличный сюжет.

— Пожалуй, — бросил Гомер, — но песни о забегах не слишком популярны, разве что об Аталанте. Впрочем, — задумался он, — слепая царевна… Из этого может что-нибудь получится.

— Знаешь, я вспомнила… Цирцея тебя нашла? Он ухмыльнулся:

— Еще бы! Ты представить себе не можешь, что началось, когда она заявилась в Академию и представилась! Очень мило с твоей стороны подсказать ей такую идею.

— Не стоит благодарности. Я подумала, так будет лучше для всех, — отозвалась Габриэль. Позади них по дорожкам помчались новые бегуньи, девушка порывисто обернулась, приподнялась на цыпочки и, успокоившись, фыркнула:

— Опять девчонки. Я послала Цирцею к тебе, потому что ей надо было переменить обстановку, разделаться с прошлым. Ну и конечно, я хотела, чтобы ты услышал ее историю, — она искоса взглянула на Гомера. — Колдунья тебе все рассказала?

— О да, я удостоился чести говорить с ней наедине. Другим достались только известные истории об Одиссее, его команде и жизни на острове.

— А тебе — все? — вдруг вспыхнула Габриэль.

— Она так сказала. О нимфе Калипсо, о том, что произошло на Итаке. И как ты уговорила ее расколдовать бедных свинок, — юноша мгновение помолчал и приба-вил: — Она очень высокого мнения о тебе, Габриэль.

Та улыбнулась:

— Спасибо. Теперь я точно знаю, что правильно поступила, когда не стала ей лгать. Где она сейчас?

— Отправилась домой, — певец пожал плечами. — Сказала, что Афины — слишком большой и шумный город, ей здесь неуютно. С ней поехал Апнис, ты его, наверное, не помнишь; он готовился к выпускным экзаменам, когда мы держали вступительные. Цирцея сразила его наповал, едва шагнула в ворота, — юноша расхохотался. — Удивляюсь, как она его терпела! Он был невыносимо назойлив: представь только влюбленного поэта!

Габриэль притворно скривилась и прыснула:

— Нет, уж увольте, не стану!

— Вообще-то Цирцея не искала спутника жизни, вопреки всем твоим советам забыть Одиссея. Но каждый раз, когда она появлялась в Академии, Апнис оказывался поблизости, он дарил ей цветы, фрукты и все такое.