Оливия с тревогой вгляделась в лицо Митчела, ожидая его реакции.

– Уже скучаешь? – сокрушенно пробормотала она.

Митчел не испытывал ничего, кроме брезгливости, но она так явно хотела угодить ему и ввести в свой круг, что он невольно покачал головой:

– Вовсе нет.

– Собираешься скоро нас покинуть? – вздохнула Оливия.

– Да. Через две недели.

Она немедленно отвернула лицо, судорожно вцепившись в его рукав и дрожа как в ознобе. Митчел поспешно обнял ее за талию и огляделся в поисках ближайшего свободного стула.

– Вы больны… – начал он, но дрожь прошла так же быстро, как началась.

– Я редко болею, – сухо отозвалась она. – А если бы и заболела, заверяю тебя, не стала бы делать этого в присутствии гостей!

И в доказательство она подняла голову и окинула его вызывающе гордым взглядом, хотя выцветшие янтарные глаза подозрительно влажно блестели.

При виде ее слез Митчел скрипнул зубами. Он отвергал ее право расстраиваться из-за его отъезда. Еще в кабинете Сесила он понял, почему она пыталась рассказывать ему о портретах родственников. Знал, почему ей так чертовски не терпится повести его в гостиную и представить всем как своего внучатого племянника. За последние тридцать четыре года Оливия даже не попыталась послать ему хотя бы записку с объяснением, кто он и кем она ему приходится. А вот теперь ей приспичило каяться. Воображает, что может все искупить пустыми, никому не нужными поступками! Ее умоляющее лицо и цепкая рука вовсе не кажутся ему признаками истинной симпатии к нему и скорее говорят о вине и страхе.

Да, она всего лишь напуганная старуха с нечистой совестью, стоящая на пороге смерти. Хитрая старуха, желающая побыстрее получить прощение. Вероятно, поэтому и не хочет, чтобы он обманул ее ожидания, слишком поспешно уехав из города. Недаром она подозрительно быстро оправилась от приступа дурноты и сдержанно, почти безразлично поинтересовалась:

– Возвращаешься в Лондон или Париж?

– Нет! – отрезал Митчел, решив устроить ее в ближайшем кресле и тут же ретироваться. Не собирается он представляться гостям, вот и вся недолга! – Простите, уже поздно, а мне нужно отвезти Кэролайн домой.

– Собираешься когда-нибудь еще раз приехать в Чикаго?

– Через две недели после отъезда, – коротко ответил Митчел, едва ли не насильно подводя ее к неудобному на вид антикварному стульчику, прямо у входа в гостиную.

Но она остановила его, прислонив трость к его коленям:

– Так ты вернешься через несколько недель?

Митчел взглянул на просветлевшее лицо и засиявшие, полные слез глаза, и крошечный камешек оторвался от стены безразличия, которую он воздвиг и всю свою жизнь всячески оберегал от незнакомых ему членов семьи. Оливия буквально лучилась радостью и сжимала его руку, словно не могла заставить себя отпустить его.

Она напоминала ему хитрого паучка, не обращавшего внимания на его куда большие размеры и готового храбро встретить опасность, поджидавшую тех, у кого хватало ума бродить под обваливающимися стенами. Он мог одним щелчком сбросить ее с рукава, но вместо этого услышал собственный голос:

– Я строю дом на Ангилье, и мне нужно провести там пару недель, а после этого я вернусь.

– Я так рада! – воскликнула она и в доказательство порывисто прижалась пергаментной щекой к его руке. – Я слышала, Ангилья – прекрасный остров. Кстати, там есть отель, о котором все только и говорят. Генри Бартлетт часто туда ездит, – добавила она, но тут же вспомнила о восхитительной задаче, которую взяла на себя и еще не успела выполнить. – Это Мэтью Фаррел и его жена, Мередит Бэнкрофт. Они только что вернулись из поездки в Китай. Ты, разумеется, слышал о них?

– Да, – протянул Майкл, с удивлением обнаружив, что действительно знает и искренне любит по крайней мере двух людей в этой комнате.

Вытянув шею, Оливия приготовилась вести его в бой.

– Итак, кому первому тебя представить?

– Мэтью Фаррелу, – поспешно ответил Митчел.

– Прекрасно, но нам придется пройти мимо Бартлеттов. Так что начнем с них.

Она взяла его под руку, весело улыбнулась и потащила вперед. Митчел, не видя выхода, наскоро нацепил на лицо маску учтивости и позволил ей править бал.

Очевидно, Сесил уже успел кое-кому шепнуть о появлении Митчела, и новость быстро распространилась среди гостей, потому что стоило ему войти в гостиную под руку с Оливией, как множество любопытных лиц тут же повернулось в их сторону. Давно его не разглядывали так пристально, подвергая тщательному осмотру с головы до ног. Уровень шума мгновенно снизился почти до нуля, превратившись в восторженный шепоток.

Оливия мгновенно отметила благоприятное впечатление, произведенное племянником, и зашагала еще медленнее, чтобы как следует его показать.

– Похоже, ты вызвал настоящий фурор среди дам, – довольно прошептала она и, окинув комнату понимающим взглядом, добавила: – Даже среди замужних.

«Особенно среди замужних», – мрачно подумал Митчел. Как же, в стойло ведут нового жеребца и к тому же чистокровного! Порода делала его гораздо более желанным любовником, чем простые инструкторы по теннису, фитнесу или нищие художники и актеры.

Он давно уже играл в высшей лиге с такими же, как эти, игроками, знал все правила, все игры и способы их выиграть. Он не гордился и не стыдился прошлых успехов, но и не пытался их повторить. Единственной реакцией на собравшихся в этой комнате женщин было чувство облегчения. Какое счастье, что Оливия слишком старомодна, чтобы понять, о чем думают некоторые из них.

Оливия снова сжала его пальцы, чтобы привлечь внимание, и Митчел повернул к ней голову.

– Я знаю, о чем думают эти особы, – объявила она.

– И о чем же? – осторожно осведомился растерявшийся Митчел.

Оливия утвердительно кивнула и счастливо прошептала:

– Они думают, что ты их хрустальная мечта!

А вот Генри Бартлетт явно так не считал. Генри Бартлетт точно знал, кто такой Митчел Уайатт, и Генри Бартлетт хотел, чтобы Митчел тоже это знал.

Когда Оливия в соответствии с инструкциями Сесила поинтересовалась, встречался ли он с Митчелом, ледяная улыбка Бартлетта сменилась наглой ухмылкой.

– Да, – грубо ответил он, сунув руку в карман, вместо того чтобы протянуть ее Митчелу. – Правда, тогда он был куда меньше.

Столь неожиданный ответ поверг Оливию в полное смятение.

– Генри, ты, должно быть, путаешь Митчела с кем-то еще. Ты не мог знать Митчела в детстве…

– Думаю, Генри прав, – перебил Митчел, бесстрастно глядя на Бартлетта. – Бьюсь об заклад, именно он взял меня в мой первый полет.

– О нет, только проводил до самолета.

– Теперь у Митчела свой самолет, – вставила Оливия, создав у Митчела впечатление, что она ни слова не поняла из того, что сказал Генри, но ощутила нечто неладное, и это ей не понравилось. Обратившись к сыну Бартлетта, она добавила: – Митчел, это Эван Бартлетт, сын Генри. – Но тут же осознав ошибку, неуклюже поправилась: – Ты ведь помнишь Эвана, не так ли?