Я быстренько натюкала благодарность Мэри Бет, правда, в отличие от коллег не стала сопровождать записку анимационным смайликом, у которого из ушей, словно пузыри, вверх поднимаются сердечки.

Письмо с запросом заняло не так уж много времени, и когда оно было готово, я набрала номер Лайама Макгеррити. Пока слушала гудки, почему-то задумалась о его имени. Было в нем нечто мужественное.

— Макгеррити.

Что там имя. Мне ответил низкий голос, ужасно сексуальный, что могло означать только одно: его обладателю уже за сорок, у него рыжая шевелюра с залысинами, нос картошкой и привычка грызть ногти. Это была одна из жестоких насмешек природы. Я по опыту знаю, что мужчины — что-то вроде приколов Господа Бога. Если мужчина умен, то непременно страшен, как смертный грех; если весел, то лжец и лицемер; если же красавчик, то непременно подлец. Каждому положительному свойству в качестве компенсации прилагается отрицательное, что и делает из них… мужчин.

— Привет, это Финли Таннер из фирмы «Дейн и Либерман».

— Да-да. Мне уже позвонила Мэри Бет.

Я закатила глаза. Впрочем, чему удивляться?

— Дело в том, что мне… я бы хотела получи…

— Вам нужны результаты техосмотра машины плюс исчерпывающая информация.

— Верно. Похоже, Мэри Бет уже ввела вас в курс дела.

— Как обычно, — согласился мой незримый собеседник. — У меня сегодня на вторую половину дня назначено одно дело, которое может затянуться. Как насчет завтра? Скажем, часов в девять?

Одно дело? Что еще за дело, черт возьми!

— Лучше в десять, — предложила я, зная, что в это время у меня больше шансов быть на работе.

— Увидимся в девять. Покеда.

«Покеда»? Это что за выражение такое? Или так принято у серфингистов? Я была готова поспорить, что это его «дело» на самом деле не что иное, как дневной прилив. Обрюзглый рыжий тип на серферной доске — картинка, скажу я вам, не для слабонервных.

Однако этот образ не отпускал меня до конца дня. Вместе со мной проследовал к машине и не отстал даже тогда, когда я села за руль.

— Черт! Черт! Черт! — пробормотала я, сосредоточившись наконец на ленте шоссе.

Надо сказать, вовремя, потому что едва не проскочила поворот к шикарному дому моей маман. Транспорт в этот час двигался с черепашьей скоростью, так что я даже подумала, а не съехать ли мне на обочину, развернуться и вырулить обратно. Увы, этот противозаконный маневр пришлось отменить — обочина была перегорожена в связи с ремонтными работами.

В обычный день я бы послала подальше свою обязанность поливать цветочки в квартире родительницы. Но в эти выходные маман должна вернуться с охоты за очередным мужем, так что лучше заранее составить список нанесенного ущерба. Надо сказать, что охотничьи экспедиции моей матери вылетали для меня в приличную сумму. В данный момент она спешила домой, после того как провела почти месяц, поджаривая задницу где-то посреди Средиземного моря, и если я в срочном порядке не произведу замену цветочных горшков, то никогда мне не спрятать от нее мою патологическую забывчивость. Цена не так уж велика. Это лучше, чем признаться, что в течение месяца ее отсутствия я полила бесценные орхидеи лишь дважды.

Просто эта работа явно не для меня. Единственные цветы, против которых я ничего не имею, это те, которые мне дарят. Такое впечатление, что ее комнатные растения это чувствуют. И поэтому в тот момент, когда я вхожу в дверь, совершают акт самоубийства. Листья опадают, почки увядают, в общем, цветы чахнут прямо на глазах.

Поливание орхидей — не что иное, как наказание. Для матери это еще один тонкий способ намекнуть мне, что я не оправдала ее надежд. В отличие от меня моя сестра Лиза способна вдохнуть жизнь даже в дрова.

Но Лиза сейчас в Нью-Йорке, где завершает медицинское образование, а в конце сентября готовится отпраздновать свадьбу столетия. Ее ждет не просто работа в больнице. Стать рядовым врачом — это не для нее. Она провела последние три года, специализируясь в области детской онкологии. Моя мать готова с гордостью поведать любому, кто в данный момент стоит рядом с ней, что ее дочь посвятила свою жизнь борьбе с детским раком. Обычно это происходит примерно вот таким образом…

Совершенно посторонний человек:

— У вас есть дети?

Моя мать:

— Да, у меня прекрасная дочь Лиза. Она с отличием окончила медицинский факультет в Гарварде. Получала именную стипендию. Скоро она выйдет замуж за доктора Дэвида Хантингтона Сент-Джона Четвертого. Это сын судьи верховного суда штата Джорджия Дэвида Хантингтона Сент-Джона Третьего. Лиза и ее будущий муж назначили бракосочетание на осень — разумеется, оно состоится в семейном поместье в Бакхеде, — потому что летние месяцы Дэвид проведет в Центральной Америке, где будет участвовать в акции «Врачи без границ». Ах да, у меня есть еще одна дочь, чье имя в данный момент вылетело у меня из головы…

Это во мне, конечно, говорит вредность. Сказать по правде, Лиза — замечательный человек, а ее Дэвид — прекрасный парень. Просто чем лучше дела обстоят у них, тем бледнее выгляжу на их фоне я как в глазах остального мира, так и в глазах маман.

Кстати, моя мать — Кэссиди Пресли Таннер Росси Браунинг Джонстон, бывшая восходящая звезда «Метрополитен-оперы». Кэссиди — ее сценический псевдоним, но еще в семидесятые за сотню баксов она сделала его частью своего настоящего имени. Ей показалось, что это экзотическое имя куда больше, чем ее собственное, Кэрол, подходит оперной певице.

У моей матери был прекрасный голос. Но ее многообещающая сценическая карьера прервалась в одночасье из-за узелков на связках. После операции, когда узлы удалили, ее чудный голос превратился в нечто весьма заурядное, что никак не вязалось со статусом примадонны.

Так она избрала себе новую карьеру — серийные замужества.

Первым мужем моей матери стал Джонатан Таннер. Мне в ту пору было полтора года. Он сделал красивый жест, удочерив меня и воспитав как родную дочь. Лишь в тринадцатилетнем возрасте я случайно узнала, что он мне не родной отец. Как-то раз, копаясь в ящике матери в поисках лифчика за двести долларов — мне ужасно хотелось проверить, как он будет смотреться на мне, — я обнаружила свое свидетельство о рождении и документы об удочерении.

А до этого говорили, что мое имя, вернее, мои имена — старые семейные имена по материнской линии. В принципе, так оно и есть. Финли и Андерсон — это фамилии, а не имена членов ее семьи. Вернее, фамилии двух мужчин, с которыми спала моя мать, когда была беременна мной.

По идее, сей факт должен не давать мне покоя, но на самом деле это не так, потому что Джонатан был замечательным отцом. Как ни странно, хотя у нас с ним не было ни единого общего фрагмента ДНК, он относился ко мне и к Лизе совершенно одинаково. И наоборот, моя родная мать самым беспардонным образом предпочитала мне сестру. Нельзя сказать, чтобы она совсем не любила меня. Скорее, причина в том, что Лиза — само совершенство. С ней не было никаких проблем. В отличие от меня. Я, к примеру, нарочно трогала горячую плиту, когда меня просили этого не делать. Отец считал мое непослушание проявлением вольного духа, мать же оно раздражало.