И солгал.

Отложив этот снимок в сторону, Джо стала искать фотографию родителей. Вот — сидят на крыльце очень близко друг к другу. Казалось, даже фотокарточка излучает их любовь. За ними виднеется белая решетка, увитая нежными розовыми розами.

Первые шесть лет своей жизни Джо провела в причудливом загородном доме с большим крыльцом и розами, но самого дома она не помнила. Помнила только, какой любовью была полна жизнь ее родителей. Те, первые, годы были полны смеха и надежд на будущее. Увы, все это исчезло в тот день, когда ее отец погиб в автомобильной катастрофе.

Через шесть месяцев мать вынуждена была продать дом, и они переехали в маленькую жалкую квартирку. Жизнь в густонаселенном квартале Сан-Франциско была скучной и серой, граничащей с безнадежностью. Но мать не сдавалась. На узеньком балкончике она умудрилась вырастить розы и самозабвенно ухаживала за ними. Цветы стали для бедной женщины символом более яркого, счастливого будущего для ее детей.

Джо плакала. Это были не громкие, отчаянные рыдания; нет, слезы тихо текли из самой глубины ее души. Розы тоже обманчивы. Свои потери Джо переживала так же остро, как и тогда, десять лет назад.

— Что ж, здесь совсем недурно, — заявила Саманта, отходя в сторону, чтобы получше оценить работу, которую они с Джо проделали в это утро. На девушке были обрезанные до колен джинсы и вылинявший топик, а волосы она завязала в длинный шелковистый конский хвост.

Маленькая квартира над гаражом состояла из гостиной, в углу которой за стойкой разместилась кухня, спальни и ванной комнаты.

— Дедушка Уорнер часто приезжал сюда на лето, — сообщила Саманта. — Он умер два года назад. С тех пор здесь никто не жил.

— Должно быть, тебе его недостает, — заметила Джо. — А твоя бабушка? Она еще жива?

Саманта покачала головой.

— Я не очень хорошо помню бабушку. Она умерла, когда мне было шесть лет. Но другая моя бабушка все еще жива. В следующую субботу я поеду в Атланту и пробуду у нее три недели.

— Тебе хочется поехать туда? — полюбопытствовала Джо.

— Я рада хоть ненадолго уехать отсюда. А в Атланте… Мне все там нравится, но иногда с Эвой бывает очень трудно.

Джо удивленно засмеялась.

— Ты зовешь ее по имени? Не бабушкой?

— Да Эва бы умерла, если б я решилась назвать ее бабушкой. Каждый раз, когда я приезжаю в гости, она пытается изменить меня. Эва хочет, чтобы я превратилась в истинную молодую леди.

— Ей не так уж много надо для этого сделать, — улыбнулась Джо.

— Папа говорит, что она пытается превратить меня в маму. Признаться, иногда я даже не возражаю против этого.

Джо замерла с тряпкой в руках, пораженная печалью, прозвучавшей в голосе девочки.

— Папа приехал, — сообщила Саманта.

Они услышали, как к гаражу подъехал маленький грузовичок. Скоро на лестнице раздались тяжелые шаги, и через мгновение Колин появился в дверном проеме. На нем были пыльные джинсы и выгоревшая клетчатая рубашка.

— Вижу, вы немало потрудились, — заметил он, оглядывая квартиру. — Что ж, выглядит неплохо. — Колин кивнул, но взгляд его был устремлен на новую хозяйку квартиры. — Надеюсь, ты не слишком утомилась после болезни, а?

— Со мной все хорошо.

Как ни странно, Джо ощутила, как ее окутало приятное тепло. Когда же в последний раз кто-то интересовался тем, как она себя чувствует? Внутренний голос тут же посоветовал ей не слишком-то привыкать к этому.

— Папа, Трент пригласил меня вечером в кино. Я могу пойти?

— Вы же только вчера ходили в кино.

— Но мы хотим поехать в Марион. — Саманта подняла руку, предчувствуя возможные возражения отца, и торопливо добавила: — Трент — осторожный водитель. К тому же мы пойдем на ранний сеанс, а потому вернемся не позже десяти. Тебе не о чем беспокоиться. Кстати, попрошу тебя принять во внимание, что в следующий уик-энд я уезжаю и не увижу Трента двадцать один день.

Колин с улыбкой смотрел на дочь.

— Ты закончила? — спокойно спросил он.

— Я просто хотела заранее ответить на все твои возражения.

— Понятно. Знаешь, когда ты так говоришь, то посягаешь на мои родительские привилегии. Есть некоторые вещи, которые должен говорить и делать я. Так написано в пособии для отцов.

Саманта рассмеялась.

— Ну хорошо, папа. В следующий раз я дам тебе возможность самому произнести напутственную речь. Но сегодня-то можно мне пойти в кино?

— Конечно. Развлекайся от всей души.

— Спасибо, папа. Ты у меня лучше всех. — Чмокнув отца в щеку, девушка побежала вниз, крикнув на ходу: — Джо, я вернусь, как только позвоню Тренту!

Джо слушала их разговор, испытывая странное чувство, которое можно было назвать только завистью. Она не знала, что именно произошло сейчас между отцом и дочерью, но понимала: именно этого ей так не хватало всю жизнь.

— Ты совсем недавно вышла из подросткового возраста. — Голос Колина прервал размышления Джо. — Как считаешь, я не слишком быстро сдался?

Девушка улыбнулась.

— Ты задаешь вопрос некомпетентному человеку. Я никогда не жила той жизнью, которую обычно ведут подростки.

— Похоже, так оно и есть, — прищурившись, заметил Колин.

Джо вдруг почувствовала себя очень уверенно, стоя перед ним в обрезанных джинсах и старой футболке. Было что-то такое в его взгляде, отчего ей стало тепло и хорошо. Джо не привыкла, чтобы на нее так смотрели.

Вот уже много лет она пыталась как можно меньше общаться с мужчинами. Джо Элисон всегда было проще иметь дело с женщинами. Забавно, но как только она затруднялась принять решение, на ее пути оказывался мужчина с проницательными серыми глазами, которые, казалось, видели в ней гораздо больше, чем ей бы хотелось.

— Скажи мне кое-что, Джо. Куда убегают шестнадцатилетние девочки, когда хотят покинуть дом?

Съежившись, Джо исподлобья посмотрела на доктора Уорнера. Она и так рассказала ему о себе больше, чем кому бы то ни было за последние десять лет. Джо чувствовала себя неуютно, становясь объектом чьего-то пристального внимания.

— Поскольку у тебя, кажется, нет ответа на мой вопрос, я попробую перефразировать его. Возможно, стоит спросить: из-за чего шестнадцатилетняя девочка может захотеть уехать из дома?

Джо не выдержала на себе его пронзительный взгляд и отвернулась. Да, на вид она казалась хрупкой, но за внешней ранимостью скрывалась железная воля. Слабая женщина не выдержала бы такого долгого одиночества.

— Я хотел бы знать только одно. Сколько еще ты будешь убегать, прежде чем поймешь, что забежала слишком далеко? Возможно, лучшая часть твоей жизни пройдет напрасно, прежде чем ты осознаешь, что пора остановиться?