– Все может быть, Олененок. – Рута подошла и потрепала девушку по волосам.

Съежившаяся и взъерошенная после ночи, она была похожа на лесного зверька, но, в отличие от них, никогда не отказывалась от ласки.

– Рута, но ведь они должны искать меня, да? Они же любят меня, значит… – Вечно звонкий и задорный голос сейчас звучал непривычно робко. Непрошеные мысли, хотела Рута того или нет, настигали Олененка.

– Я тебя люблю, – прервала ее Рута и, следуя внезапному порыву, крепко обняла. – Можешь ни о чем не беспокоиться. Или тебе не нравится у меня?

– Очень нравится. – Олененок прижалась к ней и уткнулась носом в ее шею.

– Даже очень? – Рута поднялась и хитро прищурилась. – Так ты никогда от меня не уйдешь. Непорядок, а не пора ли тебе купаться?

Олененок широко распахнула глаза, и Рута заметила, как она сжала ладони и вытянулась, словно струна, – готовясь сорваться с места в любой момент. Небольшая темная пристройка, которая служила баней, не нравилась Олененку, а необходимость мыть длинные волосы и вовсе приводила в ужас.

Но больше, чем полутьма, слишком горячая или холодная – как казалось Олененку – вода, банный веник и пауки, ее пугало зеркало, перед которым Рута расчесывала ее после купания. Когда Олененок впервые увидела свое отражение, она отшатнулась и, не решаясь снова взглянуть, спросила у Руты, кто был там, по другую сторону.

Рута смутилась: гроза, ночной гость, внезапно оказавшийся не тем, кем выглядел, – после этого она ожидала худшего. Но когда сама заглянула в зеркало и увидела лишь привычное для себя отражение, она поняла, что дело было в мыслях Олененка. По какой-то причине собственное тело казалось ей незнакомым. Иногда она разглядывала тонкие длинные пальцы или оглаживала ноги, словно изучая себя. В такие моменты Олененок выглядела смущенной и потерянной, и Руте хотелось помочь, но все, что она могла, – наблюдать.

– Х-холодная, – дрожащим голосом пролепетала Олененок и, съежившись, обняла себя руками, закрываясь от мочалки.

Рута покачала головой: угодить капризной гостье было невозможно. Несмотря на то, что она специально вымачивала кору липы несколько месяцев и с особой осторожностью срезала грубый верхний слой, Олененку тереться ей не нравилось.

– Хорошо, а что, если мы немного поиграем?

Олененок выпрямилась и с интересом уставилась на Руту. Недовольство сменилось предвкушением: она слегка приоткрыла рот.

– Во что?

– Помнишь, вчера я читала тебе сказку про потерянную принцессу? – вкрадчиво начала Рута.

– Да, она прямо как я! – В глазах Олененка заиграли блики от свечей.

– Тогда ты помнишь, что ее не могли узнать из-за того, что она вымазалась на кухне?

– Да-а.

– Давай представим, что и ты потерянная принцесса, но только нужно поскорее тебя отмыть, иначе упустишь свое счастье.

Слова Руты превзошли все ее ожидания: Олененок самостоятельно вылила на себя несколько ковшей воды и даже позволила потереть мочалкой стопы – из-за привычки бегать босиком они всегда были грязными, но обычно она отказывалась их мыть, извиваясь и попискивая от щекотки.

Рута отметила, что ребра Олененка выпирали уже не так сильно, и хотя она все еще оставалась худой, теперь уже не выглядела изможденной и все больше походила на девушку. В первую встречу Рута решила, что она совсем маленькая, но позже, присмотревшись, поняла: Олененку не меньше пятнадцати, пусть и ведет она себя как ребенок.

– Так, а теперь сиди здесь и грейся, а я пока пойду в дом и займусь обедом. – Рута завернула Олененка в большое льняное полотенце и крепко обняла.

Та послушно кивнула и забралась на лавку, подобрав под себя длинные ноги. Она часто зажималась и сворачивалась клубком, и даже в постели, когда ее согревали теплое одеяло и близость Руты, она все равно прижимала колени к груди. И если сначала Рута считала, что Олененок мерзнет, то позже поняла: это лишь привычка.

Рута нареза́ла овощи и тихонько напевала давно знакомую ей песенку. В котелке закипала вода, а по дому разлетался аромат мясного бульона. За окном уже несколько недель стояла мрачная серость: деревья, сбросившие листья, выглядели осиротевшими, а после осеннего буйства красок грязно-коричневая земля наводила на тоскливые мысли.

Но впервые за долгое время Рута совсем не печалилась из-за наступления холодов. В ее доме было как никогда тепло: потрескивали поленья, закипал золотистый бульон, на кровати лежало яркое лоскутное одеяло, которое она сшила для Олененка. И Рута чувствовала себя вполне счастливой.

Она закончила с морковью и принялась за травы, когда вдруг услышала шаги. Мокрые листья смягчали звук, и все же лесничая узнала тяжелую поступь Кестутиса и насторожилась: она до сей поры никому не рассказала о том, кто поселился в ее доме.

Причин для этого не было, но внутреннее чутье подсказывало: ей стоит молчать. Однако и отказываться впустить Кестутиса снова она не смогла, иначе охотник мог обидеться или, того хуже, заподозрить что-то неладное. Рута отворила дверь и широко улыбнулась.

– Рута, ты сегодня особенно красива, у тебя праздник?

Широкоплечий и высокий, Кестутис и сам выглядел безмерно красивым. Увидев его первый раз, Рута невольно залюбовалась сильными руками и плечами. Так мог бы выглядеть бог охоты, если бы бывал в лесу.

– Ты же знаешь, тебе я всегда рада. – Рута откинула за спину тугую косу.

Кестутис по-хозяйски прошел в дом и осмотрелся.

– Пахнет вкусно, но, честно говоря, не смогу остаться на обед.

Он подошел ближе и прижал Руту к большому столу. От него веяло лесом, легкой горечью полыни и терпким перцем, на груди висел коготь медведя в кожаном мешочке – его сшила Рута в честь первой охоты Кестутиса на медведя. Охотник подхватил ее за ягодицы и посадил на поверхность из светлого дерева.

– Я так люблю твою родинку на ключице.

Рута почувствовала горячее дыхание на шее и прижалась ближе, обхватив охотника ногами. Они не виделись давно, слишком давно. Кестутис с жадностью оставлял рваные поцелуи на шее и оглаживал бедра.

Дыхание участилось, когда он коснулся губами кожи за ухом. Рута покрылась мурашками и впилась ладонями в стол.

– П-подожди. – Внезапная мысль развеяла туманящее разум возбуждение.

– Что-то не так?

Кестутис отстранился и заглянул в глаза. Рута прикусила губу. Ей нравилось, когда он смотрел вот так: слегка прищурившись, хищно, как голодный зверь, готовый взять свое. Тем сложнее было ему отказать.

– Я, понимаешь, не могу. Ты же знаешь, у женщин бывает. – Она беспомощно улыбнулась.

Он криво усмехнулся и разгладил измятую рубашку.

– Да, я понимаю. Теперь мне нужно приходить в другое время?

– Нет… То есть да. У меня сейчас очень много дел, и я точно не знаю. – Рута опустила глаза, она не умела врать сама и не терпела, когда лгал кто-то другой.