Можно сделать замечание за вызывающее «ну» – но не на первом ответе. Потому что это значит порвать рисунок. Грубо, наотмашь. Иногда нужно рвать, когда картина ведет сама себя, когда ход урока определяют ученики. Или когда именно твой урок выявляет одного из Ангелов.

«Интересно, как повел себя Куарэ, когда почувствовал его?»

– Хорошо, Виктория. Прочитайте эти строки вслух.

– «Как бы из дали падают листы, отмахиваясь жестом отрицанья, как будто сад небесный увядает…»

Виктория посредственно читает стихи. А значит, сейчас кто-то почувствует шанс отличиться. И я, если не забуду за своими странными мыслями, поймаю нужный взгляд ревнивой конкурентки. Главное, взять светотень.

Осень за окном добавляла болезненного вдохновения.

Это так легко: вести урок в классе, который уже давно твой, очень давно. В обычной школе выпускной класс – центр внимания. У нас – пустая порода. Каждый ученик уже давно проверен, все они пристально изучены в огне педагогических коллизий, и Ангелов среди них нет – отработанный материал. Счастливчики. Они получат престижный диплом, самые лучшие рекомендации, вступят без тестов в десятки университетов по всему миру. А в придачу – пробуждение среди смятых простыней, в холодном поту, без дыхания. Ровно в два тридцать ночи, всегда в два тридцать. Может, кто-то вспомнит неожиданно выехавших и отчисленных одноклассников, болеющих учителей, постоянные медосмотры.

А еще каждое пробуждение оставляет запах пыли. Старой пыли из влажной непроветренной комнаты. Как будто тебе набивали ею нос.

«Ты себя накручиваешь, Соня. Это все кеторолак».

Меня раскачивало. Мне нужно было держать весь холст урока, следить за развертыванием темы занятия – и думать о странных утренних событиях, о том, что как раз сейчас добрый и отзывчивый Куарэ-младший узнает, где он остался.

«Наверное, я должна чувствовать вину перед ним».

С этой неуместной мыслью я полностью сосредоточилась на уроке.

* * *

В методическом кабинете был самый настоящий камин. Его никогда на моей памяти не топили, но настроение он создавал. Мне очень нравилось сидеть так, чтобы видеть черную пасть и кованую решетку. За нее в шутку складывали ненужные распечатки, и от этого камин выглядел легкомысленно.

Работать в методкабинете было совершенно невозможно, поэтому приходила я сюда только по кураторским делам. Еще здесь лежал журнал взаимопосещений уроков. А еще здесь сохранили при ремонтах якобы дух старины: угол у шкафа с архивом журналов не стали штукатурить, чтобы оставалась видна кладка. В сочетании с камином, сплит-модулем кондиционера и вечными сплетнями получилось претенциозно и глупо.

Мне не нравилось здесь. Камин нравился, остальное – нет. Особенно то, что за общим столом сидели Канадэ и Джулия. Я устроилась в углу и заполняла ведомость, по ходу придумывая виды внеклассной работы. Но на самом деле следила за тем, чтобы написать все в положенные клетки, и невольно проникалась жизнью заведения.

Константин Митников, как оказалось, не болен: он переиграл в платную онлайн-игру и, потеряв кучу денег, ушел в запой. В медпункте уже знают и готовятся проведать его с капельницей.

Маша из 2-В снова ходила во сне.

В общежитии вчера кто-то забыл рыбу на плите. Сковорода кухонная, поэтому неудачливого гурмана не нашли. Хозяева задымленных комнат клянут уличную сырость, косятся друг на друга и обильно облились духами.

– Витглиц, а ты уже видела новенького?

Я подняла голову. Мне оставалось ровно три клетки, и уже можно было идти. Все-таки три – это магическое число.

– Да, – ответила я и снова склонилась над ведомостью. Еще одна клетка. Надежды на прекращение разговора не оставалось: Канадэ и Джулия уже устали друг от друга.

– И как он тебе?

Не люблю общие вопросы. На них надо отвечать странные вещи: «Ой, так нра!», «Ну, ничего так», «Не знаю, не знаю…» Порой мне интересно, что сказали бы коллеги, ответь я когда-нибудь именно таким образом.

И я опять отвлекалась. Снова думала о посторонних вещах.

– Он хорошо говорит.

– А о чем вы разговаривали?

Джулия – самая невредная из всех лицейских сплетниц. Невредная потому, что она сплетница от души.

– О будущем уроке.

«А потом об Ангеле. И он остался из-за меня». И мне бы еще определиться со своим к этому отношением, а заодно узнать, есть ли у меня к этому какое-то отношение.

– Хайцы всем, девочки, – сказала дверь еще до того, как распахнулась.

Ю Джин Ким спас все. Я быстро заполнила оставшиеся клетки и начала собираться. Осталось вытерпеть одно маленькое издевательство – и можно уходить.

– О, ледяная королева! – взвыл Ю, едва не разбивая себе лоб о мою столешницу. – Почти смиренного крошечной улыбкой!..

Сплетницы вежливо хихикнули. Шутка была так себе и старая, она уже не веселила никого, кроме самого физрука, и не доставала даже меня.

– А Соня уже разговаривала с нашим новеньким! – кокетливо улыбаясь, сказала Канадэ.

– Новеньким? – удивился Ю, подходя к общему столу. – Каким еще новеньким?

– У нас новый преподаватель!

– Раз не проставился еще, значит – нет новенького! – отрезал Ю. – Но, девчушки, расскажу я вам по этому поводу такую фигульку. Вот когда меня послали в лагерь в префектуру Тиба…

Слушать историю я не стала. Ничего общего с предыдущим разговором истории Кима обычно не имели – никогда. Закрывая дверь, я спиной чувствовала картинку: Ю сидит уже на столе, помахивая свистком на веревочке. Канадэ преданно смотрит на него, Джулия украдкой бросает взгляд мне вслед. Все сложилось хорошо, потому что физрук Ю Джин Ким – твердая гарантия: «девчушки» точно не смогут обсуждать меня.

На вечер было назначено еще методсовещание, но мне туда идти не обязательно. На улицу, с другой стороны, не слишком хотелось: там накрапывал унылый дождь, там висели низкие облака, почти как у Рильке. А еще мне не хотелось домой.

Я открыла зонт и переступила через лужицу. Капли пальцами постукивали в ткань над головой, им было интересно. Уже шел урок, и внутренний двор лицея пустовал, только дождь шумел сильнее в просторном колодце. Мутно блестели окна, крыша упиралась прямо в небо. Наверное, упиралась, потому что я не хотела подставлять лицо дождю, чтобы проверить это. Меня вполне устраивало именно такое представление о «сегодня» – противном дне, просто омерзительном, но вся беда в том, что именно в этот безликий день мне протянули руку. И весь остаток сегодняшней осенней серости будет лишен боли.

Дождь все шел и шел, я все шла и шла, думая о том, как странно получилось. А потом увидела бредущего по соседней аллее Куарэ, Куарэ-младшего, мсье Куарэ.

«Мсье Куарэ. Я буду называть его так».