В тот момент Арик не думал, что душит несчастного в цветной рубахе. Он оцепенел от взгляда, и словно зомби выполнял чужую волю, заметая следы преступления, задуманного явно не парнем с тощей шеей.

Потом все было, как в тумане. Его оттащили, скрутили, надели наручники, долго держали в какой-то камере и заставляли повторять события этого страшного дня каким-то незнакомым людям. Все это было не из его жизни. Он словно видел это со стороны, как в кино.

Спасло то, что неуклюжий оператор со страху нажал кнопку на своей камере и заснял всю сцену гибели Дельфинчика. Девушка-корреспондент тоже дала правдивые показания. Суд был скорым. Никто из отцов города не хотел раздувать и без того явное преступление. Арик не смог доказать, что он был женихом или родственником, способным в состоянии аффекта на подобный поступок, и получил двенадцать лет за убийство. Родители погибшего Дельфинчика слегли в больницу от такого удара. Да, и его родители не выдержали. Он их так и не похоронил. И со Светкиным тренером Арик тогда тоже не встретился. В тот роковой момент она была в судейской палатке и ничего не видела, а он в наручниках сразу попал в КПЗ. Подозрения, связанные с теми злыми темно-серыми зрачками, остались лишь в его душе. Так легли звезды на небе в тот жаркий июльский день.

«Парламент» помог стряхнуть навалившийся груз воспоминаний. Пиво закончилось, но голова уже не болела. Арик мысленно повторил свою дежурную шутку на зоне, что лордам специально не разрешали курить, дабы они быстрее принимали решения, а не растягивали на третье и четвертое слушанье, как в отечественном парламенте, где слуг народа всегда ждут шикарные и почти бесплатные буфеты в Охотном ряду.

Он пошел на кухню приготовить кофе. За четыре года былая привычка исчезла начисто. Три дня назад, закупая продукты в соседнем универсаме, Аркан так увлекся, что двое охранников из магазина долго разгружали тележки в багажник такси. Водила потом помогал все это добро дотащить до снятой квартиры на шестом этаже. Да, жадность фраера погубит.

Созданные припасы позволяли пока не выходить из дома и осмотреться. Арик то возвращался к воспоминаниям, то старался избавиться от них, но так и не мог определиться, что ему теперь делать. Единственное, что он точно знал, так это то, что он отыщет обладателя тех темно-серых глаз, переполненных злобой. Дельфинчика не вернуть, но отомстить он должен. Жажда мести помогла выжить на зоне, теперь он вернет долг… Кому? Своей памяти. Своей чести, наконец, иначе перестанет себя уважать. Вот только единственная ниточка, связывавшая его с тем кошмарным днем, была Светка, вернее ее голос. Нужно было снова услышать его.

Кофе был готов, и Арик вернулся в старое кресло на балконе, чтобы вновь предаться воспоминаниям. «Парламент» помог расслабиться и быстро перенестись в то время, когда он впервые осознал, что одним поступком сломал свою жизнь, но так и не спас зарождавшуюся любовь. Потом, на зоне, он часто размышлял над тем, как нужно было бы поступить, чтобы события развивались иначе. Времени у него тогда было достаточно, и вариантов его появления рядом с Дельфинчиком раньше парня в цветастой рубашке было немало. Часто он рисовал один сценарий за другим, но всякий раз, выбив злосчастный нож из рук убийцы, он натыкался на злобные темно-серые глаза. Кто-то из толпы продолжал наблюдать за ним. Этот некто всегда появлялся в его фантазиях и снах, словно усмехаясь над нелепыми попытками изменить прошлое. И был этот неизвестный очень скользким. Арик пытался придумать такой сюжет трагического события, чтобы оказаться как можно ближе к обладателю этих злобных темно-серых глаз, чтобы уловить хоть какую-нибудь деталь прически, одежды или украшения. Он даже мысленно опрашивал стоящих рядом с этим уродом в толпе. Но никто ничего не мог сказать. Ни единой зацепки.

И, вот, однажды он услышал голос. Это было глубокой ночью, когда соседи в хате спали и никто не мешал моделировать сюжет того страшного дня. Он даже вздрогнул, ощутив посторонний голос в сознании:

– Ты действительно видел эти глаза?

– Видел, – растерянно прошептал он в ответ.

– Арик, говорить не нужно. Произноси только мысленно.

– Я «сдвинулся», – неуверенно спросил он, – или кто-то прикалывается?

– Когда ты впервые подъехал на своем «Linetti», на тебе была футболка клуба «Немо». Синяя с зелеными буквами.

– Опаньки!

– И правый борт катера поцарапан, – добавил голос. – Паркуешься плохо.

– Да, это ребята попросили покататься, – он осекся. – Дельфинчик? Это ты?

– Ну, наконец-то! – голос девушки стал мягче. – Не пугайся, дружок, ты угадал.

– Я теперь «говорящая с призраками»?

– Наоборот, – голос усмехнулся. – Это я научилась говорить с живыми.

– Со всеми?

– Нет. Пока только с тобой.

– И каково это? – все еще настороженно проговаривал про себя зэк. – Слушай, это точно ты?

– Да-а… – насмешливо протянул голос. – Когда ты притащил цыган на базу, я просто обомлела. Никто и никогда не делал мне таких подарков. Я даже цыганочку с ними отплясала… В последний раз в жизни… Извини.

Они помолчали. Арик тайком озирался в темноте камеры, пытаясь уловить хоть какие-то намеки на розыгрыш. Все было, как обычно. Похрапывание и сонные стоны в спертом, липком воздухе тюремной хаты, да приглушенные шаги охранников в коридоре. Ему стало жутко от мысли, что вот так однажды «поедет крыша» и на этом все закончится. Кому ты нужен такой. Зона многих ломает.

– Нет-нет, не думай так, – запротестовал голос в его разгоряченной голове. – Ну, ты же видел фильмы о призраках. Не бойся!

– Ты со мной! – попробовал он отшутиться.

– Ну, не всегда, – извиняющимся тоном произнес голос. – Тут все стены пропитаны…

– Слушай, не бери на понт! И так сдвинуться можно.

– Я пытаюсь. Думаешь легко девчонке, внезапно оказавшейся в ином мире, понять, что происходит и почему.

Они опять умолкли, стараясь собраться с мыслями и не скатываться на пустые обвинения. Первым не выдержал Арик.

– А ты туннель видела? Ну, так все говорят, кто клинику испытал.

– Нет. Темень одна и холод, – голос стал жестче. – Я сразу и не поняла, что произошло. Задыхаться стала… И страх жуткий парализовал. Даже боли не было, а ощущение, словно железом по стеклу. Судороги пошли, а я ничего не понимаю. Руками горло стараюсь прикрыть, а оно горячее и липкое. Потом ты подскочил, а лицо жуткое, перекошенное. Я еще больше перепугалась. Вокруг заголосили, и в глазах темнеть стало. Потом такая легкость и тишина. Словно с трамплина прыгнула – сначала боязно, перегрузка, удар о трамплин, а потом полет. Такой кайф в невесомости… И тогда тоже, легкость во всем теле, люди внизу, а я все поднимаюсь над ними. Только лыж на ногах нет, и тишина.

Голос замер на минуту, видно, она тяжело переживала воспоминания, но он не торопил.