Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и велел Айзек, мы соблюдали все меры конспирации – кепки, очки и прочее. Кларки Кенты на минималках, так сказать. Правда, вездесущие папарацци нас всё равно каким-то образом обнаружили, так что уже к вечеру новостные и фан-сайты пестрели нашими снимками. Ничего криминального, но Айзек всё равно был недоволен – он вечно трясся за мою безопасность. Пару раз в турах он порывался приставлять ко мне амбала-охранника, но я упиралась, как могла. Убегать от журналистов мне нравилось больше, чем наблюдать за тем, как человек-гора раскидывает их, словно кегли. Да и потом – без охранника шансов остаться незамеченной было куда больше.
После дня, наполненного весельем, и ночи, полной любви, Итан улетел обратно в Лондон – готовиться к очередным съёмкам. Времени на грусть у меня не осталось – тур официально начался.
Концерт в Ливерпуле прошёл прекрасно. Как и два других – в Йорке и Сандерленде. Всё было, как обычно – приезд, заселение, несколько интервью, автограф-сессия, фото для журналов, саунд-чек и, собственно, сам концерт. Мы проходили это тысячу раз, так что все действия были отлажены до автоматизма. Парни настраивали инструменты, я таскала по сцене стойку для микрофона. За что любила работу солиста – таскать тяжести мне не приходилось. Всё на них, всё на парнях. Красота.
Но в один день наш локомотив под названием «гастроли» решил, что больно гладко у нас всё проходит, поэтому не помешало бы ему сойти с рельс. Проснувшись утром в номере очередной гостиницы, я поняла, что мне жопа. Самая натуральная. Если проще – я заболела.
Мы были в Престоне, приехали с небольшим запасом, и я собиралась с чистой совестью прогулять все эти дни. Но организм решил иначе. Открыв глаза, я почувствовала себя так, словно меня сбил поезд – поломанной куклой. В носу свербело, хотя насморка не было, в голове вместо мозга была вата, но самое ужасное – дико болело горло. Так, что мне даже глотать было больно. И температура – я не меряла её, но чётко понимала, что она не попадает в категорию «36,6».
Очень хотелось умереть, желательно – безболезненно. Но я не могла себе этого позволить. Поэтому, кое-как нашарив телефон, набрала смс Айзеку. Айзек – мой рыцарь, он меня спасёт.
Парень вошёл в мой номер через пару минут, которые показались мне вечностью. Должно быть, открывшаяся ему картина была далёкой от приятной – маленькая девчонка со спутанными волосами, дрожащая под одеялом в позе эмбриона.
– Кайл?
Дэвис присел на край кровати и, коснувшись моего лба, нахмурился:
– Да ты горишь. А руки, наоборот, холодные.
– Только не говори никому, – шепнула я хрипло.
Мой тон брюнету явно не понравился. Его глаза потемнели, хотя казалось, что это просто невозможно. Проведя рукой по моему дрожащему плечу, он максимально спокойным тоном, который, я уверена, дался ему нелегко, сказал:
– Кайл. Быстро говори, что случилось, пока я не начал на тебя орать. Что болит?
– Горло, – пришлось мне признаться, – Мне кажется, я простыла.
Следующие пару минут Айзек шипел на меня разгневанной гадюкой. Он припоминал мне всё – и прогулки без шарфа (в плюс двадцать пять, ага, конечно), и съеденное мороженое. Ну, съела я его, и что дальше?! Мне было жарко! Теперь мне тоже было жарко. Но уже по другому поводу.
У Дэвиса на такой случай с собой всегда была аптечка, где он хранил все нужные микстурки и вонючие мази. И всё это, без малейших сожалений, было влито и вмазано в меня. Клянусь – в моём друге умер садист!
Обычно в таких случаях мне становилось легче уже к утру. Но не в тот раз. Даже к обеду я не почувствовала себя лучше. Чувствовала себя вялой тряпочкой, капризничала и хотела кого-нибудь убить. Горло будто дикие кошки драли, поэтому я старалась не говорить. Но вызывать врача я упорно отказывалась. Даже ребята-музыканты, которые заходили меня проведать, начинали нервничать.
Айзек бесился. Он почти не отходил от меня, отпаивая меня чаем с мёдом и причитал, как моя бабушка.
– Ну чего ты истеришь? – прошептал я, когда мне надоело наблюдать за его метаниями, – До концерта есть пара дней, вылечимся. В прошлый раз же помогло.
– В прошлый раз у тебя не было такой температуры! Это явно ангина! – всплеснул Дэвис руками.
– Это ларингит, – покачала я головой, – Все симптомы налицо. Мне больно глотать, голос пропал. Ларингит.
Айзек нахмурился. Я, поняв, о чём он думал, присела на кровати и еле слышным шёпотом пригрозила:
– Дэвис, только попробуй…
И, разумеется, уже через десять минут в моём номере был врач. А мой лучший друг, который начисто проигнорировал мои угрозы, сидел в кресле, наблюдая за тем, как меня осматривали. В комнате, помимо, нас троих, были также ребята из группы и продюсер, Кристиан, который присоединился к туру, как представитель лейбла. Мужик он был неплохой, но не когда дело касалось даже гипотетической угрозы шоу.
– Ларингит, – изрёк доктор, когда закончил мучать моё горло.
Я бросила в сторону Айзека выразительный взгляд, как бы говоря «ну, что, съел?». Друг меня проигнорировал, решив уделить своё внимание Кристиану, который, недовольно хмыкнув, повернулся ко мне:
– Через два дня ты должна быть здорова, понимаешь?
Ну, ещё бы. Нам нужно было посетить ещё десять городов. Отмена концертов грозила бешеной неустойкой, которую никто, разумеется, платить не хотел. Так что я кивнула. Но доктор покачал головой:
– Исключено. Она не поправится так быстро.
– Ну вы же доктор, – резонно заметил Кристиан, – Ваша задача – поставить Кайл на ноги. Задача Кайл – отработать тур. Все знают, что должны делать. Так давайте делать.
– Крис, – начал было Айзек, но продюсер его перебил:
– Я могу дать тебе номер организаторов, Дэвис. Посмотришь, пойдут они нам навстречу или решат оставить без трусов за отмену концерта.
– Я буду в порядке, – шепнула я, чувствуя свою вину за всё произошедшее.
Поела, блин, мороженого!
*****
Айзек
Ни черта она не была в порядке! Доктор делал всё возможное – пичкал Кайл таблетками и микстурами, параллельно пытаясь внушить Крису и мне, что петь наша солистка не сможет и концерт нужно отменять. Но продюсер был непреклонен. Как и сама Янг. Она заговорила – к вечеру следующего дня её голос хрипел и,
