Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Покорми ребенка, я подожду.
Она повела вокруг прекрасными голубыми глазами, словно в поисках места, хотя бы похожего на трон, и, не найдя, осторожно присела на краешек стула, используемого нами вместо дежурной вешалки.
Мишка как ни в чем не бывало принялся сосать грудь, для верности обхватив ее крепкой ручонкой. Нормальный здоровый мальчишка. Почему он плохо спал ночью, мне было непонятно. Как и врачам детской консультации, куда я его носила.
– Меня зовут Марина Константиновна, – сказала женщина.
– Догадываюсь.
Я стала приходить в себя и злилась от того, что она застала меня врасплох. Мишка между тем, не понимая, что в жизни матери происходят такие значительные события, спокойно дал уложить себя в кроватку и принялся сосать кулачок, безмятежно глядя в потолок. Марина Константиновна поднялась и подошла к кроватке.
– Глаза не наши, – сказала она веско. Немного помолчала и добавила: – А уши наши, с этим не поспоришь.
Глаза у сына были мои, серые. Уши он в самом деле взял папины. Остренькие, как у лисенка, плотно прижатые.
– Дай мне свой паспорт, – вдруг сказала Лаврова.
– Зачем?
– Нужно.
Какая нормальная женщина бы подчинилась? А я, пожав плечами, достала из сумки и протянула ей документ.
– Пожалуйста.
Она исподлобья взглянула на меня, ничего больше не сказала и ушла, осторожно притворив за собой дверь. В этот день она больше не пришла. В конце концов я даже стала беспокоиться и мысленно составлять заявление в милицию с объяснением, что паспорт выкрали у меня из сумочки в трамвае.
Но она появилась. На другой день после обеда. Зашла в комнату и скомандовала:
– Собирайся!
– Куда?
– На новое место жительства.
На мгновение у меня мелькнула сумасшедшая мысль, что она решила взять с собой нас с Мишкой, но взглянув на холодное отрешенное лицо, поняла: не для этого Марина Константиновна сюда приехала.
Я вынула из-под стула свою дорожную сумку и обвела взглядом комнату: с чего начинать сборы?
– Возьми только необходимое. Для ребенка. Ну и белье для себя.
Она отдавала мне короткие команды. Как служебной овчарке.
Я подчинялась, не переставая удивляться собственному послушанию. Эта женщина действовала на меня словно гипнотизёр. Подумалось даже, что протяни она мне нож и прикажи: ударь себя, – я послушаюсь, воткну нож себе прямо в сердце.
Такси остановилось у элитного дома в центре города, где, я знала, квартиры стоили очень дорого. По крайней мере мне не по карману. Да и никому из моей родни.
Лаврова, да что там, моя свекровь, взяла из багажника сумку и лишь кивнула мне на сверток с Мишкой. Мол, выноси.
И пошла вперед, только у самого подъезда придержав для меня с Мишкой на руках дверь. На лифте мы поднялись на четвертый этаж, и свекровь ключом открыла дверь.
Она сняла для нас жилье?
– Эта теперь твоя квартира, – сказала она, опуская на пол сумку и кивая на стол. – Вон документы на нее.
– А мебель?
– Я купила её с мебелью. Если не понравится, купишь себе другую.
Квартира была однокомнатная, но такая большая, что путём небольшого переоборудования из неё вполне можно было сделать двухкомнатную. Здесь стояла даже абсолютно новая детская кроватка с матрасиком, детским бельем – несколькими пакетами памперсов и кучей игрушек.
Когда же она всё это успела?
– Нравится?
– Нравится, – кивнула я.
– Тогда подпиши.
Лаврова положила на стол какую-то бумагу и, почувствовав, что я вдруг заколебалась, слегка подтолкнула меня к ней.
Невольно стряхнув с плеча её руку, я взяла листок и стала читать. Это было написанное от моего имени заявление, что я согласна на развод с Евгением Лавровым и никаких претензий к отцу ребёнка не имею.
Не подписывать? Но что это даст? Женя ко мне больше не вернётся. Никогда! Почувствовав, что в моей голове заметались мысли, похожие на панику, я всё же взяла себя в руки и твердо вывела на листке свою добрачную фамилию.
– Напиши в скобках – Лаврова.
Я написала.
Она громко вздохнула, как если бы до последнего времени не верила, что у неё это получится. Потом полезла в сумку и выложила на стол связку ключей.
– Три комплекта. Два замка. Есть цепочка. Закрывайся. Говорят, у вас разгул криминала.
В ее голосе как будто прозвучала забота. Правда, без капли доброты. Так в транспорте может сказать тебе о чём-нибудь нейтральном посторонняя женщина.
– Считай, что я выкупила у тебя своего сына. Мы с мужем прикинули и решили, что больше сотни тысяч долларов он не стоит. Да и то потому, что родился в нашей семье. А это – то, что осталось.
Лаврова выложила на стол две пачки долларов и несколько – рублями.
– Прощай. Ты сама виновата. Надо было меня слушать. Я знала, что этим кончится.
И пошла к двери. Уже взявшись за ручку, она повернулась ко мне:
– Ты, конечно, можешь послать меня к черту, но выслушай напоследок один совет: никогда не ходи по дому распустехой. Поднялась с постели – прими душ, нанеси легкий макияж и надень кокетливый домашний костюмчик. Можно не успеть позавтракать, но не успеть привести себя в порядок ты не должна!
С тем она ушла.
Я упала в кресло и уставилась перед собой. Мишка так и спал завернутый в одеяло, словно теперь наконец он попал туда, куда хотел, и отсыпался за весь свой прошлый недосып.
«Надо бы его перепеленать», – подумалось мне, но силы отчего-то покинули меня. Я так и продолжала сидеть, ничего не соображая, не умея вот так сразу дать оценку тому, что со мной произошло.
Значит, теперь у меня есть квартира?
И у меня есть деньги?
И у меня нет мужа?
Озаренная соответствующей мыслью, я вскочила и подбежала к столу. Открыла паспорт. В графе «Семейное положение» стояло теперь два черных штампа. Один – о регистрации брака, другой – о расторжении. Моя бывшая свекровь позаботилась обо всем.
Мишка приходит из своей комнаты и забирается ко мне на колени.
– Мама, ты почитаешь мне книжку?
– Вообще-то ты бы мог и сам почитать.
Сын научился складывать слоги ещё в пять лет, но не слишком любит читать любимую книжку в одиночестве в своей комнате.
Понимая, что таким образом он получает долгожданное общение с матерью, я беру книгу и начинаю читать наше с ним любимое стихотворение: