На пригорочке – берёзки.

Только-только рассвело.

Мы со станции в повозке

Едем к бабушке в село.

Не спеша бежит лошадка,

А колеса скрип да скрип.

И глядит на нас украдкой

Осторожный старый гриб…1

Обычно нас с электрички встречает дедушка Миша. Понятно, почему они с внуком – тезки. Я очень люблю своих родителей. И Мишка тоже. Но он человек педантичный, потому обычно уточняет:

– Это мы едем на дедушкиной машине, а как будто на лошадке.

– У машины есть свои лошадиные силы, – соглашаюсь я.

Объяснять всё в подробностях мне не приходится, потому что любимый дедушка внуку уже всё объяснил насчет лошадиных сил в его моторе.

Немного почитав, я взглядываю на часы.

– Мишук, который час?

– Половина десятого, – вздыхает он не глядя, потому что украдкой давно уже посмотрел и с неудовольствием ждал, когда это замечу я.

– Мыться-бриться и спать! – командую я.

– Дедушка бреется! – снисходительно замечает Мишка. – А я ещё мальчик.

В нормальной семье ребенок сказал бы: папа. А мы все мужские дела меряем по дедушке…

Сын чистит зубы самостоятельно, надевает пижамку и лежит, ждёт, когда я приду поцеловать его перед сном.

Да, у Мишки своя комната. Ту, свою первую, квартиру я давно продала и на эти деньги купила трехкомнатную. Правда, уже не в центре, а в одном из районов, которые часто называют спальными.

Причем сделала это, не прожив в ней и месяца. Запоздало я пыталась избавиться от всего, сделанного моей свекровью. С каким удовольствием я покупала в неё мебель, отдав бывшую за гроши!..

Квартира у нас просто отличная. С большой кухней, внушительной гостиной, просторным коридором. Правда, детская оказалась не слишком велика, но Мишке хватает. И если разобраться, до центра не так уж далеко: всего двадцать пять минут на маршрутке.

Думаю, я не могу забыть, как обошлись со мной Лавровы, вовсе не потому, что продолжаю любить Евгения. Именно любовь к нему не задержалась в моей душе. Даже странно, что я так быстро пришла в себя. По крайней мере резать из-за него вены мне и в голову не пришло. В один прекрасный момент я проснулась и сказала себе: «Ну вот, ты теперь мать-одиночка и мужа у тебя нет».

Я как-то сразу по-взрослому осознала: это было не моё. Человек не может долго любить только внешность, а кроме неё, у Евгения ничего и не было. Размышляя о бывшем муже, я не могла вспомнить ни одной черты характера, которая привлекала бы меня в нём. Разве что незлопамятность и богатый опыт по части секса. Ни с кем больше мне не было так хорошо в постели… Сейчас, став действительно женщиной весьма в этом деле искушенной, я могу подтвердить эту оценку: Женя был незауряден.

– Мне повезло с учителями, – самодовольно говорил он, выпуская меня, изнемогшую, из своих объятий. – Точнее, с учительницами. Я был «метросексуал» уже в четырнадцать лет.

Помнится, я с изумлением вглядывалась в его безмятежное лицо: он не понимал, что слушать подобные откровения мне может быть неприятно. Неужели такие вещи говорят жёнам?

И осознавала, что, обратись я к нему с подобным упреком, он искренне удивится:

– А что тут такого? Это же было. И давно. До тебя. Тебе, котёнок, я не изменял.

И здесь он тоже не лукавил. Но я вовсе не была уверена в том, что не сбеги Евгений тогда, через два месяца после рождения Мишки, он так и не стал бы мне изменять – чтобы «отдохнуть душой» и уйти в конце концов к кому-нибудь, с кем было бы не в пример спокойнее.

Итак, дело не в Евгении. А в чём? Лавровы бросили мне подачку, которую я безропотно взяла. Иными словами, признала, что я никоим образом не гожусь им в родственницы…

Ни фига себе подачка в сто тысяч долларов! Тогда если это не подачка, а цена, то они меня купили? Марина Константиновна смягчила удар, сказав, что выкупила у меня своего сына. На самом деле она купила мое согласие никогда впредь в их жизни не появляться и вообще забыть, что Лавров-сын ещё и отец…

Но почему я до сих пор не могу этого забыть? Мне не надо было соглашаться на такую сделку, а безропотно умереть с голоду? К тому же я ведь не получаю от него алиментов. Значит, можно сказать, что я их получила все сразу?

Вот! Вот тезис, за который я могла бы держаться. Лавровы всего лишь заплатили мне алименты. За восемнадцать лет вперед. И не изводить себя: подачка, не подачка…

Дело даже не в подачке. Лавровы брезгливо отмахнулись от меня: я была не из их круга. Так, какое-то низшее существо, от которого легко избавиться, бросив ему кое-что с барского стола…

За шесть лет никто из них и не вспомнил о том, что где-то в некоем южном городе страны растёт их сын и внук, родная кровь! Мои папа с мамой никогда бы не отказались от родного внука…

А отец Мишки… Три года назад не то в «Экспресс-газете», не то в каком-то дамском журнале я увидела фотографию своего бывшего мужа с какой-то женщиной лет сорока и подпись: «Самая богатая вдова Америки, миллиардерша Милисент Уокер, наконец нашла спутника жизни. Она вышла замуж за выходца из России, сына известного политического деятеля Л.». Евгений вроде говорил, что его папенька работал еще в дореформенном КГБ. Откуда тогда «известный политический»?

И вот так всякий раз, стоит только мне остаться наедине с самой собой, как я ни о чём другом не могу думать, как об этих проклятых Л.!

Мои мысли прервал телефонный звонок. Я взглянула на часы: одиннадцатый час. Катя, что ли, звонит? У нас с ней уговор: до одиннадцати звонить для обычного трепа, а после одиннадцати – в случае чего-нибудь срочного. До сих пор, к счастью, этого не случалось.

Однако на определителе номера высветился кто-то другой, мне ранее не звонивший. Я даже помедлила брать трубку. После моих ныряний в прошлое у меня обострялась боязнь какой-нибудь особой неприятности. Например, что-то вроде желания московских родственников повидать моего сына. Или, что хуже всего, предъявить на него какие-то права.

То есть умом я понимала, что никто не имеет права – вот так взять и отобрать у меня Мишку, но в глубине души оставался страх: приедет Марина Константиновна, и опять я буду послушной игрушкой в её руках…

Услышал бы мои мысленные страдания друг ситный Сеня Гурамов, то-то бы посмеялся!

– Ты – послушная игрушка?! Да более упрямой и своенравной женщины я не встречал! Кто, интересно, может тебя заставить сделать что-то против твоей воли?

Телефон продолжал звонить, а я совсем заблудилась в лабиринтах своей души.

– Алло, я слушаю!

– Простите, я звоню вам с самой горячей благодарностью, потому что врач сказал, если бы не вы, мой отец… он бы просто умер в этой своей машине на пустынной улице, под дождём. Говорят, вы ехали с детьми и, несмотря на это, остановились!..