Лес этот окружает подступы к замку, где правит Ледяной Князь. Вход в него охраняют двенадцать могучих каменных исполинов. Ростом они самым высоким соснам равны и так же неподвижны. Но в час, когда вторгнется враг во владения Князя, сойдут они со своих мест и дадут отпор.

Вот где живёт Ледяной Князь. В жёнах же у него сама Зима Лютыня ходит. Прекрасна она. От красоты ее глаза слепнут. Кожа белее снега. Волосы – чёрное зимнее небо. Губы – алые, точно ягоды калины. Глаза – осколки льдинок острых. В волосах – иней серебрится, адамантами белыми переливается. Платье её из снежинок пушистых соткано. Но вот беда – холодна она. Не согреет Князя теплом, не подарит поцелуй горячий. Прикосновение её губ – точно поцелуй покойника, ледяной и сухой. И тогда покидает Ледяной Князь свои чертоги и отправляется к людям.

Многих девиц он обесчестил, многим судьбинушку сгубил. Развлёкся ночью вьюжной, да отправился восвояси, жену дожидаться. А девица понесла. Ребёночка выносила, родила. Чудесный у неё сынок. Глаза – синие-синие, как кусочки льда. Высок, статен, силён. Да к тому же ворожбой необычайной наделён – всё, что ему вздумается, в лёд обратить может. Вот каковы сыновья Ледяного Князя.

А Зима Лютыня о мужниной измене обязательно проведает, мать молодую изведёт. Однако ж дитя почему-то не тронет. Может, из жалости. А может, и ещё почему. Да только призывает Ветры Буйные и даёт им наказ – качать детскую колыбельку, убаюкивать малыша.

Вьюги ему песни поют, а снежинки сказки сказывают… Много сыновей Ледяного Князя по Свету Белому ходят. А узнать их можно по глазам – осколкам синего льда.

Речи о Северном кряже

* * *

Нежные прохладные ладони касались его груди, скользили ниже, к животу. Розовые, как вишнёвые лепестки, губы ласково целовали, а зубы прихватывали кожу, заставляя его вздрагивать и приподнимать бёдра вверх. Он жаждал ощутить её губы на каждом участке своего тела. Хотел узнать, каково это – быть любимым ею, получать её горячие искушающие ласки и знать, что дальше будет ещё горячее. Она была совершенно дикой и необузданной, заставляя его лежать неподвижно, пока сама истязала влажными касаниями губ прямо над поясом. Он всё же не удержался. С тихим стоном обхватил ладонью её затылок, другой рукой принялся судорожно развязывать шнурок штанов. Его сжигало в огне. Желание заставляло чаще дышать, но и рождало странный страх, что он может не успеть… Что всё может закончиться прямо сейчас, и продолжения не будет. Пальцы запутались в её длинных серебряных прядях, как в ловушке. Да… Он давно понял, что она поймала его в капкан, из которого не выбраться. Оставалось лишь мучиться и наслаждаться этим пленом. Горячим влажным пленом её губ и рта. Справившись с брюками, он надавил на её затылок, заставляя наклониться ниже и подарить ему эту запретную ласку.

– Умоляю…

Холодный ветер подхватил его мольбу и швырнул в сторону, разметав длинные локоны Мельцы по груди. И вдруг всё изменилось. Она подняла голову, и лукавый доселе взгляд изменился. Голубые, как море, глаза, сделались равнодушными и тусклыми. Вплетённые в венок розы покрылись гнилью. Кожа её – нежная и будто светящаяся – посерела. Чудесное серебро волос превратилось в седину. На него смотрела прекрасная, но холодная Мельца, в одно мгновение обернувшаяся ведьмой.

Она оскалила зубы и запустила длинные когти в его грудь. Он дёрнулся, чувствуя, как из ран выступает горячая липкая кровь. Мельца кромсала его кожу, а он и сам понять не мог, как в руках оказалась сабля. Привычным движением он вогнал изогнутый клинок в женское тело. Взгляд голубых глаз удивлённым сделался. Из приоткрытого рта толчками потекла тёмно-вишнёвая кровь. Она пузырилась в уголке губ и по подбородку стекала на грудь.

Он понял, что наделал… А Мельца рассмеялась. Её смех звучал отовсюду, но лицо холодным осталось, будто фарфоровая маска надета. Он набросился на неё, как дикий зверь, тряся за плечи и пытаясь зажать ладонями рану.

– Я… Я… Я вылечу тебя… Слышишь?..

Ветер трепал её поседевшие волосы и бутоны роз в венке. Кровь на губах казалась вязкой жижей.

– Это ты убил меня. Ты… Когда уехал.

Налетевший ураган разорвал в клочья истлевшие цветы, бросил покрытые гнилью лепестки ему в лицо. А в следующее мгновение Мельца превратилась в золу.

* * *

Холодная капля упала на щёку. Лютовид резко сел, чувствуя, как больно колотится в груди сердце. Ощущение было такое, словно его и впрямь раскромсали на куски. Пот пропитал одежду, смешался с дождевой водой, и теперь эта влага ледяной коркой покрывала кожу. Неохотно приближался рассвет.

До Фьянилля было дней пять пути. Лютовид надеялся поспеть за три. Он гнал бы Ветра без остановок, но коню, в отличие от него, нужен был отдых. Два рассвета атаман мог не спать, а ежель понадобилось бы, то и больше. Но если он Ветра до смерти загонит, то раньше срока ему точно на хутор не прибыть. Лютовид вытер ладонью взмокшее лицо. На лоб тут же упала ещё одна холодная капля. Переплетение узловатых веток над головой было таким плотным, что дождь пробирался сюда с большим трудом.

Следовало ещё немного отдохнуть, и Лютовид даже улёгся обратно, но как теперь уснуть? Возбуждение до сих пор не покинуло тело, сковывая напряжением и болью. Перед глазами стояла Мельца. Казалось, что ступает она неслышно босыми ногами по земле влажной. Приподнимает подол платья, чтобы не испачкался. Бледная кожа её во тьме светится. Длинные косы двумя змеями по плечам вьются. Широкой белой лентой лоб украшен, а с неё жемчужные рясны2 на грудь спускаются.

Лютовид закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул прохладный воздух. Она преследовала его повсюду. Стоя под крышей кашеварни и умоляя дождаться, он понял, что не будет теперь места, где он сможет спрятаться от неё. Им завладевали странные неведомые чувства. Он никогда ни в ком не нуждался. Ни один человек не был ему необходим. Так почему же сейчас с ним происходит всё это?! Почему снятся такие сны? Почему он просит едва знакомую панну дождаться его и, как юнец, мечтает об их будущем? Почему он представляет, как заживут они вдвоём, как будут каждый рассвет проводить вместе? Почему оставил ей кольцо, с которым никогда не расставался?

Что же в ней такого было? Какой властью над ним она обладала? Лютовид перевернулся набок и со злости ударил кулаком по земле. Он никогда ещё не испытывал возбуждения, подобного тому, что нахлынуло на него, когда Мельца рассматривала кинжал. Вид её ног, прикрытых тёмными чулками, теперь будет в его памяти вечно. В первый раз он возьмёт её именно так – на ней не будет ничего, кроме этих чулок и Немого Убийцы. Осознание того, что лезвие, которое касалось его кожи, теперь прижимается к её, зажигало кровь диким пламенем.

А то, как она предложила себя ему, думая, что он лишь за этим пришёл?! В тот момент Лютовид проклял себя. На секунду, на короткий миг, он едва не поддался искушению. Однако ж секунды этой хватило, чтобы представить, как он толкает её к каменной стене кашеварни, как она обвивает ногами его бёдра, насаживаясь на жаждущую оказаться в ней плоть.