Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Водки и закуски какой-нибудь, мы ведь завтра уезжаем, — сказал Саша трагически, выгреб из кармана горсть денег и, не считая, отдал их Ольге.
— Куда? — испугалась Оля, женским сердцем почувствовав, что речь идет о серьезном, жизненно важном шаге человека, которого она любила.
— Далеко и надолго, — ответил Саша заодно сразу и на следующий вопрос.
— …Ачего вы развелись? Если не секрет, — спросил Леня, когда они вышли из магазина. Он чувствовал, что Оле просто не терпится на что-нибудь пожаловаться — на жизнь, на бывшего мужа.
— Тварь он, скотина и негодяй, — как-то привычно и обыденно сказала Оля.
— Непонятно. — Леня даже остановился. — Так можно про каждого из нас сказать. Это ничего не объясняет. Что ты ему конкретно инкриминировала?
«Действительно, — подумал Саша, — каждый из нас обязательно когда-нибудь что-нибудь наверняка сделал такое, за что его любимая женщина может так назвать. Запереть, например, квартиру и запилиться пить пиво со случайными знакомыми, забыв, что она оставила ключи дома. Или, например…» Но про плохое сейчас не думалось, и Саша оставил эту безнадежную затею.
— Бабник он, — с отстоявшейся безнадежностью сказала Оля, как говорят о тяжело, неизлечимо больных людях.
— Может быть, это только твои подозрения, — попытался Леня воскресить в Оле былые чувства к Валентину. — Какие-то неясные догадки, слухи.
— Слухи, — горько повторила Оля, — догадки… Я прихожу домой, а он там трахается с какой-нибудь.
— С одной или с разными? — уточнил Леня.
— С разными, — с безразличной усталостью сказала Оля.
— Это хорошо, — обрадовался Леня.
Саша и Оля удивленно на него посмотрели.
— Да, — заявил Леня. — Если с разными, значит, это просто секс. В хорошем смысле этого слова, — пояснил он Оле. — А если с одной, то это любовь. Это уже сфера чувств, это все другое. — Он махнул рукой, с омерзением отметая сферу чувств с их пути.
— Слушайте, мальчики, пойдемте ко мне, посидим, — предложила Оля.
— А этот, твой бывший, как же? — спросил Леня, которому, как человеку совестливому, всегда было тягостно общаться с мужьями своих знакомых женщин.
— Да ну его, — в сердцах сказала Оля, — что я, в свою квартиру гостей, что ли, привести не могу?
— А он приводит гостей? — осторожно поинтересовался Леня.
— Конечно, только я уже к этому привыкла и не обращаю никакого внимания, мы же теперь чужие люди. Осторожно, здесь ступенька, — предупредила она, открыв дверь в мрачный темный подъезд.
Единственная лампочка горела на третьем этаже, и в ее призрачном свете Оля казалась Саше загадочной, как Агузарова.
«Милая, — думал он, — как же тебе, наверное, плохо жить с нелюбимым мужем, терпеть его ежедневное хамство. Наверное, плачешь ночами. Что я могу сделать для тебя? Я отдам тебе ключи от моей квартиры, пока ее не продал риелтор. А риелтору я позвоню из-за границы и запрещу продавать квартиру вообще, пусть Оля живет там все время, сколько захочет, хоть вечно. Я потом, может быть, вернусь на родину, мало ли, как судьба сложится, и мы с ней будем жить в моей квартире. Но не распишемся, не-е-ет, мы обвенчаемся». Мысли Саши, расторможенные виньяком в гостинице «Москва» и водкой в каком-то темном ресторане у Никитских, текли плавно, мягко огибая житейские трудности и тут же находя им библейски простые решения — «он вошел к ней, и она приняла его в лоно свое».
— Оля, — проникновенно сказал Саша, стараясь выудить из кармана ключи от своей квартиры, чтобы вручить ей.
— Тсс, — приложила Оля палец к губам и приникла ухом к двери, обратившись в слух.
«Иван Сергеевич Тургенев на тетеревином току в окрестностях Спасского-Лутовинова», — с умилением подумал Саша, глядя на сосредоточенное лицо Оли, на ее руки, сжимающие ручки сумки, как цевье охотничьего ружья.
— Оля, возьми, — протянул Саша ключи.
Но в это время Ольга тихо приоткрыла дверь и, как рысь, неслышными прыжками скрылась в глубине квартиры. Откуда тут же раздался пронзительный женский крик, перешедший в хриплый стон, что-то с грохотом упало на пол и долго каталось с металлическим звоном.
Друзья решительно зашли в квартиру, предположив, что на Ольгу напал ее муж, и с готовностью дать отпор распоясавшемуся хулигану открыли дверь в комнату. Разведенный муж Ольги в это время ставил на диск радиолы большую виниловую пластинку. Он оглянулся на вошедших и кивком предложил им сесть за стол в углу большой полупустой квадратной комнаты. Мягкий квадрафонический звук заглушил взвизги, доносившиеся из смежной комнаты.
— Валентин, — протянул хозяин руку Лене.
— Леонид, очень приятно, — сказал Леня. — Это мой друг Саша, — представил он Валентину Сашу, который, казалось, весь превратился в слух, настолько его захватила мелодия.
— Что это за вещь? — спросил Саша, с трудом приходя в себя.
— «Я выхожу замуж в следующий понедельник». Ансамбль «Питер, Пол, и Мэри», — объявил Валентин, довольный произведенным эффектом.
— Никогда не слышал об этой группе, — мужественно признался Саша, чем окончательно завоевал сердце Валентина.
— Эта музыка на любителя, — произнес он, разливая по разнокалиберным рюмкам остатки водки.
Из соседней комнаты с визгом выскочила полуодетая девушка, но, увидев незнакомых мужчин, ойкнула и, стараясь прикрыть сразу все места, опять скрылась за дверью, где кровожадная Ольга продолжила экзекуцию.
— Мы школьные друзья Ольги, — объяснил Леня их появление в квартире.
Валентин равнодушно кивнул, прислушиваясь то ли к песне, то ли к крикам из соседней комнаты, и выпил. Песня закончилась.
— Можно еще раз ее поставить? — спросил Саша, направляясь к радиоле.
— Я сам, — сказал Валентин, предупреждая Сашу, чтобы он не дай Бог что-нибудь тронул. — Эта машина не любит чужих рук.
Радиола представляла собой сооружение из трех блоков, накрытых большими прозрачными колпаками, под которыми виднелись вакуумные лампы усилителя с бронзовыми охлаждающими радиаторами; причудливая архитектура движущихся колесиков, тяг и переключателей проигрывателя напоминала шедевры восемнадцатого века — золотого века механики. Валентин произвел сложную манипуляцию, и в комнате снова зазвучала полюбившаяся Саше мелодия.
— Как называется эта вещь? — спросил он Валентина.
— «Я выхожу замуж в следующий понедельник», — терпеливо пояснил Валентин.
Леня в это время попытался передвинуть стол, за которым они пили, на середину комнаты.
— Не трогай его! — крикнул Валентин, и Леня испуганно замер, держась за стол, как будто тот собирался улететь. — У него три ноги, он поэтому и стоит в углу.
Леня заглянул под стол и убедился, что Валентин не солгал: четвертый угол стола опирался на стопку книг, составлявших идеологический, теоретический и духовный фундамент советской власти: трехтомник Ленина, серый кирпич «Истории КПСС», антологию «Молодость моя — комсомол», труды Циолковского, Мичурина и учебник физики Перышкина и Крауклиса.