– К сожалению люди не имеют сезонов спаривания, хотя это положительно сказалось бы на нравственности и экономике, – ответил Марк, и командиру опять послышалось в его голосе ехидная нотка. – Итак, продолжаю. Кадеты Йохансон и Сквад находятся в своей каюте.

Валентин проигнорировал короткую паузу, которую сделал Марк. Если бы это не было невозможным, он бы решил, что искин над ним издевается.

– Гюнтер Вальц находится с Лючией Д’Амико, – закончил Марк.

– Что? – рявкнул Валентин, вскакивая. Вот это уже было не просто нарушением – скандалом! Неужели тридцатилетний оружейник настолько обалдел после ранения, что завел роман с семнадцатилетней кадеткой?! – Где они?

– Они находятся на камбузе, – сообщил Марк. – Гюнтер учит Лючию готовить маульташен.

– Марк, мне не нравится твое чувство юмора, – сказал Валентин.

– Обычное дело, – согласился Марк. – То, чего лишен, всегда вызывает неприязнь.

Несколько секунд длилась тишина. Потом искин сказал, уже обычным нейтральным тоном:

– Я прошу прощения, командир. Виртуальная личность Марка Твена провоцирует меня на подобное поведение. Возможно, вам следует отдать мне команду вернуться к стандартной базовой личности.

– Не стоит, – подумав секунду, ответил Валентин. – Ты, пожалуй, соответствуешь общему безумию нашей ситуации… В рубке никого?

– В рубке я, – ответил искин.

Вполне нормальная ситуация – при движении в червоточине проблем не бывает, и корабль вполне способен оставаться под надзором искина. И все-таки Валентин поморщился. Вся ситуация была нестандартной. Лучше, чтобы окончательное решение принимал человек.

– Марк, я иду в душ. Отключи наблюдение за каютой на полчаса.

– Принято, командир. – Марк замолчал, хотя даже Горчаков без труда придумал бы пять-шесть остроумных ответов на свою просьбу.

Глупость, конечно, – стесняться искина. Но уж слишком тот вошел в роль. Горчаков вдруг понял, что начинает относиться к Марку не так, как к искину предыдущего корабля. Совсем не так.

Но он пока не мог определить, нравится ему нынешний искин или нет.

* * *

Разумеется, Криди не смог посадить катер без включения двигателя.

Он погасил орбитальную скорость несколькими сильными импульсами – скорее уводя катер подальше от корабля, чем выбирая место посадки. Перегрузки были короткими, но сильными – Анге сжимала зубы, чтобы не закричать на безумного кота. В верхних слоях атмосферы Криди отключил двигатель. О баллистическом спуске не могло быть и речи – ни форма, ни теплозащита катера этого не позволяли. Глядя поверх плеч кота на исчезающую черноту космоса и мелькающий шар планеты, Анге пыталась понять, что тот делает. Короткие толчки двигателей ориентации… планета исчезла из бронированного стекла кабины, нос катера задран вверх, к тающей тьме и гаснущим звездам… Криди подставлял набегающей атмосфере покрытое теплозащитой брюхо катера, планируя тормозить об атмосферу.

– Ты убьешь нас, кот! – крикнула Анге.

– Молчи, обезьяна!

– Криди, посадочная глиссада будет слишком долгой! Ты подставляешь двигательный отсек под атмосферную плазму, там теплозащита минимальна. Двигатели не защищены от перегрева, они на него рассчитаны! А взрывчатка – нет!

Криди замолчал. Анге видела, как его пальцы забегали по пульту, выводя на вспомогательный экран схемы теплозащиты и градиенты роста температуры. Она испытала восхитительный миг торжества, когда Криди выругался, жалобно и беспомощно. Она была права, кот ошибался. Его план действий оказался еще опаснее, чем обычная посадка.

– Ты права, Анге… – неожиданно сказал он. – Ты права, аэродинамическое торможение нас убьет.

Он повернулся к Анге, и та сдержала готовую уже появиться ухмылку. Криди плакал.

– Я не сошел с ума, Анге, – сказал он. – Поверь. Я делаю то, что делаю, не из ненависти и даже не из мести. Это отчаянье, тра-жена. Мне казалось… может быть тут найдется ответ. Ты просто не знаешь правды.

– Так расскажи! – крикнула Анге.

– Нет времени, – ответил кот. – Я буду садиться по стандартной схеме. У нас один шанс из пяти, но иначе нет и его. Запомни – я не хочу тебе зла. Я люблю тебя.

Он отвернулся к пульту, и его пальцы сжались на джойстиках управления.

– Если что… это будет быстро, и мы ничего не почувствуем, – убеждая то ли Анге, то ли себя, сказал кот.

Катер крутанулся, разворачиваясь главным двигателем по направлению движения. Перегрузка навалилась тяжелым мягким одеялом. Криди дал несколько импульсов на торможение и снова начал разворачивать катер.

Они садились быстро. Действительно быстро, небо стремительно обретало голубизну, потом потемнело, но это не было бархатной чернотой космоса – катер пересек терминатор и влетел в ночь.

– Придется садиться на ночной стороне, – сообщил Криди. – Семь минут… если успеем.

Помолчав, он добавил.

– Анге… чтобы ты знала… тут есть жизнь. Цивилизация. Освещенные города. Радиосвязь, но очень плохая, их звезда забивает все диапазоны…

– Хорошо, – устало сказала Анге. Она смотрела в потолок кабины, на тускло горящие лампы. Интересно, если катер взорвется – это и впрямь будет так быстро, что нервы не успеют донести до сознания боль?

– Еще не всё, – сказал Криди. – Тут война.

– Что? – Анге приподняла голову.

– Большая война. Плохая. Тут три материка, два на полюсах, они вроде как необитаемые. И один, самый большой, в средних широтах, он заселен. Так вот, большой материк весь в пятнах от радиации. Они взрывают друг друга ядерными бомбами. Нас дважды облучали радаром, когда мы снизились. Тут не просто была война, она в самом разгаре.

– Нас могут сбить, – сказала Анге с удивлением. Такой сценарий рассматривался в ходе подготовки экспедиции – встреча с агрессивной цивилизацией, недоверие, агрессия по отношению к кораблю или группам высадки. Но это был сценарий маловероятный, теоретический, порожденный фантазией философов и писателей, которых привлекли к подготовке экспедиции.

– Пусть попробуют, – свирепо ответил Криди. – Это дикари, отсталые дикари с ядерными бомбами.

На мгновение Анге почувствовала то прежнее единение, которое ощущала с Криди последние полгода. Но Криди неожиданно добавил, с едкой горечью в голосе:

– Наверняка обезьяны. Обезьяны любят ядерные бомбы.

Анге снова стала смотреть в потолок. Катер мотало и трясло, временами Криди отключал двигатель, потом снова включал… «Наверняка обезьяны…». «Вы нас убили…».

Что с ним?

Он болен?

Или же знает что-то, неизвестное Анге?

Неужели был какой-то конфликт между «детьми солнца» и кисами? Зарытый в недрах веков, вычеркнутый из истории, скрываемый ото всех… «Вы сдирали с нас шкуры…». Чушь. Невозможно скрыть такие вещи.