Друид изобразил две башни, больше напоминавшие колокол с выравненной верхней частью.

— Мы отвозим почивших туда и оставляем наверху, на решетках, отдавая падальщикам, а все, что проваливается вглубь и падает на землю… Словом, это тоже есть, кому поглотить.

— То есть, — решил уточнить Удгар, стараясь не думать, насколько неуместна данная тема для беседы за поздним ужином, пусть даже в пещере по ту сторону необъятных болот, — если здесь умирают, их даже не спрашивают? Погребение определяет только срок смерти?

— А что тебя удивляет, владыка?

— Я думал, тут только костры, — признался Удгар честно.

Артмаэль повел бровью и поправил волосы движением от виска за ухо.

— Храмовницу и верховного друида никогда не отдают Башням Гнездовий, потому что на прощании с ними должны присутствовать все обитатели острова и там нет для этого места. Но во всех других случаях право выбора имеют лишь те, кто рожден или умирает в срок главенства в небесах Заклинателя Змей.

— Мне казалось, — нахмурился Удгар, — я знаю об обычаях собственной веры больше. А я даже не понимаю, что сейчас происходит! — в сердцах раздосадовался король.

— Ну, — многозначительно протянул Артмаэль. — Если вас утешит, владыка, уверяю, даже среди старших жрецов далеко не все могли бы понять, что сейчас происходит. Да почти никто, если честно, — посмеялся друид.

Удгар справедливо спросил, что это вообще такое и куда делись Шиада и его сын. Однако, вопреки расположенности друида, тут он предпочел уклониться:

— Не думаю, что я тот, кто мог бы рассказать вам.

— Но ведь это нечто сродни тому, что происходит, когда отверзаются копья Часовых, разве нет?

Подобной сообразительности от старика друид не ожидал.

— Да, что-то в этом духе. Ангорат, как вы понимаете, находится…

— Не совсем в Этане, это ясно, — улыбнулся Удгар. — Но это не объясняет, как мы прошли по болотам! — в конец отпустил силу эмоций Удгар. Теперь можно было ужаснуться происходящему в полный голос. — И не объясняет, как Вторая среди жриц и мой сын пропали в никуда прямо у меня на глазах! Это что, какой-то другой мир?

Артмаэль вздохнул: Удгар задавал хорошие вопросы, но он и впрямь не ощущал себя вправе откровенничать о Завесе.

— Я попробую объяснить, — начал друид, все еще не зная, как уйти от ответа.

Ситуацию спас неясный звук. Что-то где-то хрустнуло, потом будто раздался тонкий женский выдох-всхлип, и картина перед глазами опасно дрогнула. Артмаэль осекся, вскинул голову. Непринужденное выражение жреческого лица мгновенно сменилось тревогой. Друид оглянулся — тонкие очертания Нилианы засеребрились. Плохо дело.

— Что-то не так, — шепнул жрец. Нилиана вцепилась призрачными руками в пустой котел перед собой, и Артмаэль понял, что времени рассуждать нет. Протянул руку, раскинув пальцы, и …

* * *

Агравейна трясло.

— Мерзкая сука! — шептал он с трясущейся челюстью.

Перед их с Шиадой взорами королева Гвен что-то без умолку талдычила Виллине. Не надо было быть жрецом, чтобы понять, что христианская фанатичка была последним человеком, который видел принцессу.

— Подлая тварь! — не унимался Железногривый.

— Я не смогу держать тебя здесь, если ты не можешь контролировать собственный гнев, — напомнила Шиада. Она бледнела быстрее обычного, ощущая, как кровь откатывается от рук и ног, отливает от щек, как холодеют части тела. Даже тот, кто научен ходить меж миров по Дорогам Нанданы не может оставаться здесь долго, а уж удерживать обычного человека, далекого таинств Завесы, стоило каждого второго удара сердца.

— А ты бы не гневалась, будь это твоя сестра?! — разбушевался Агравейн, быстро уяснивший, что присутствующие в воспоминаниях люди их не слышат и не видят.

У Шиады не было ответа: единственная дорогая ей родственница — Ринна, чье место она заняла — была для неё не только сестрой, но и госпожой, и отношение к ней было соответственное. А на семью по матери, на отца и братьев, Шиада теперь едва ли могла смотреть иначе, чем как на чужих.

Шиада промолчала, и Агравейн поджал губы, покосившись на жрицу. Шиада чувствовала, что теперь, когда первый запал встречи иссяк, былая обида во весь рост вернулась к нему.

— Ах ты, мразь! — Агравейн рванул вперед, пытаясь задушить Гвен собственной рукой, но Шиада вовремя опомнилась и вцепилась ему в плечо.

— Не вздумай!

— Я не дам ей сгноить Виллину!

— Ты ничего не сможешь сделать!

— Разве? — из принципа спросил Агравейн и задумался. Если он ничего не может сделать и никак не может повлиять, тогда зачем Шиада пытается удержать его? Неужели, он все-таки способен спасти сестру?!

— Пусти!

— Агравейн!

— Я сказал, руки прочь! — от с легкостью сбросил жреческие кисти, которые, как казалось Шиаде, клещами держались за раздутую мускулами руку богатыря. Шиаде ничего не осталось, кроме как удержать его чарами, лишая шансов пошевелиться. Поняв, что произошло, Агравейн обернулся, и его глаза жрица больше не узнавала.

— Пусти немедленно!

В этот момент во видении из алькова в нише вынырнул Гор, взрезав горло принцессы, и Агравейн обезумел окончательно.

— Шиада, пусти! ПУСТИ НЕМЕДЛЕННО! ШИАДА!!

Жрица удерживала мужчину, как могла, понимая, что еще немного и попросту потеряет сознание.

— ОТ-ПУ-СТИ! СЕЙЧАС ЖЕ!

С багровыми от ярости глазами Агравейн кинулся вперед, к незнакомому чудовищу, с которым сейчас разговаривала королева Гвен. Он едва ли слышал, что пришелец как-то связан с царем Алаем и точно не мог сообразить, что, значит, незнакомец напрямую связан с Орсом.

Все, что понимал Агравейн — что Шиада не дает ему отомстить за убийство Виллины, как секундами раньше не дала предотвратить её смерть.

Железная Грива размашисто развел руки, будто раздирая надвое сковывающие путы заклятия, и бросился к жрице, схватив за горло. Шиада вздрогнула, вцепившись в мощные пальцы на собственной шее, но не смогла даже пискнуть.

— Зачем ты это сделала?! — заорал ей в лицо Агравейн и швырнул от себя.

Картина вокруг дрогнула. Шиада попыталась подняться, но Агравейн уже снова настиг её, поймав за волосы. Воспоминание окончательно смазалось, завертевшись тысячей перемешанных красок. Надо вернуться, надо как-то вернуться, понимала жрица. Но сколько ни пыталась найти нужный путь, сколько ни отверзала Завесу, раз за разом перед ними оказывалась совсем другая тропа. Агравейн растерялся, огляделся, и в безумстве сдавил женское горло:

— ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! НЕМЕДЛЕННО ВЕРНИ ВСЕ, КАК БЫЛО!

Глаза женщины закатились, Агравейн внезапно почувствовал тяжелый, как падение звезды, удар в челюсть, а потом утратил всякое чувство реальности.