– Иди уж, без тебя разберемся, – буркнул вслед Ваньке Ковальчук.

У верстака появился Корнуков в робе.

– Я, дядя Егор, буду работать, хоть и без оплаты, – заверил он.

– Бери доску, будем строгать, – кивнул Ковальчук.

Остановившись в проходе, Лабутный издали наблюдал за происходящим.

– Вот вам и комсомольская сознательность! – прокричал он и, довольный собой, покатил к машинно-заготовительному.

Приблизился Лошаков:

– Говорят, Васильич, будто нам начальника цеха прислали.

– Да ну! – оторвался от фуганка Ковальчук.

– Верно, дядя Егор, – подал голос Корнуков.

– Было дело, Егор Васильич, – вклинилась в разговор Машукова. – Я его в коридоре заводоуправления видела: высокий, темноволосый такой, загорелый, а глазищи голубые…

– Не встревай! – оборвал Машукову Ковальчук и повернулся к Мишке: – Что за фигура?

Осмелевший Корнуков принялся рассказывать:

– Говорят, он – бывший красный командир, кавалерист, кавалер ордена, комсомолец. Серьезный мужик – во френче, галифе синие…

– К чему нам твои галифе? – не выдержал Лошаков. – Лет-то ему сколько, где работал, как величать?

– Зовут его Андрей, отчества не помню. А фамилия – Рябинин! Он с девяносто седьмого года, образованный. А вот фабричный или нет, не знаю, – затараторил Мишка.

– Ладно, крепи доску, – рассмеялся Ковальчук. – Явится этот Рябинин – сам все и обскажет… Образованный! Хорошо, что не такой балбес, как ты. Начинай, к обеду нужно раму связать.

* * *

Андрей проснулся от легкого стука в дверь.

– Товарищ Рябинин, шесть утра! – послышался голос Баранова. – Горячая вода на пороге. Доброго вам утра.

Розовый свет заливал комнату. Андрей поднялся и отворил дверь – на табурете сверкали эмалированный таз, кувшин и чистые полотенца.

По-армейски быстро завершив туалет, Рябинин начал одеваться. Он подумал о том, что в этом городе люди уже отвыкли от военной формы и его фронтовой наряд может выглядеть нелепо. Из чемодана были извлечены гражданские габардиновые брюки («самая ценная вещь», как говаривал его денщик Федька) и белая сатиновая рубаха с отложным воротом.

Облачившись в цивильное, Андрей придирчиво осмотрел себя в зеркале, подпоясался наборным кавказским ремешком и вышел из номера. У конторки его поджидал Баранов.

– Соблаговолите позавтракать, Андрей Николаич? Куда же вы без завтрака-то?

Рябинин согласился. Они прошли на кухню, где уже был сервирован стол на двоих. Запах яичницы с беконом заманчиво щекотал ноздри, и Андрей приступил к еде.

Баранов распространялся о достоинствах свинины, поставляемой знакомым крестьянином. Андрей хвалил бекон и вкусную глазунью, справился для приличия о здоровье незнакомой ему хозяйки и, выслушав благополучный ответ, приступил к кофе.

– Опрометчиво вы так легко оделись, – сменил тему хозяин. – Утренники еще свежие. Уверяю вас: наденьте китель, рискуете застудить грудь.

* * *

На улице и вправду было свежо. Андрей порадовался, что послушался Баранова и накинул френч.

Солнце поднималось, его яркий свет бил в окна; отовсюду доносилось шуршание дворницких метел и крики молочниц. Торговки останавливали у парадных тележки с бидонами и нараспев кричали:

– Ма-ла-ко-о!

Кутаясь в шерстяные кофты и капоты, появлялись сонные домработницы с кувшинами в руках. Кое-где дворники уже закончили уборку и поливали тротуар водой из брезентовых шлангов. Дышалось легко и свободно, как дышится ранним весенним утром.

Андрей шел к остановке трамвая и гадал, много ли будет народу в вагоне.

Наудачу трамвай подошел быстро. Пассажиров оказалось немного – рабочие уже были на заводах, а совслужащие только просыпались. В вагоне восседали «хозяйки» – личности мещанского сословия, спешившие на рынок за покупками. Да и тех было не больше десятка – особо ретивые поспевали на базар к его открытию, с рассветом. Женщины болтали о насущном – обсуждались цены, жульничество торгашей и всяческие сплетни.

Андрей заплатил за проезд усатому кондуктору и остановил взгляд на пассажирке, сидевшей на боковой лавке в середине вагона, брюнетке лет двадцати пяти. Красиво очерченное лицо, тонкий нос и выразительные карие глаза, пытливо наблюдавшие за публикой в трамвае. Одета скромно, но добротно: длинная узкая юбка английского сукна, ладный облегающий жакетик. Волосы острижены коротко, «под мальчика». Деловита.

Андрею она понравилась – возникло чувство теплого любопытства. Нестерпимо захотелось говорить с ней по-французски. Он фыркнул от абсурдности желания.

Незнакомка поднялась. Высокая и стройная; прямая спина с грациозным изгибом талии. Далее – тоже волнительно. И очень, очень приличные ботинки!

Трамвай остановился, двери отворились и девушка сошла на мостовую.

Все! Ее темный затылок проплыл за окном.

* * *

Инспектор «Отдела рабсилы», внимательный молодой человек, выдал Рябинину пропуск и проводил до ворот столярного цеха. Глазам предстало одноэтажное строение красного кирпича. Слева от ворот – бункер в виде конуса, поддерживаемый металлическими опорами. Туда по жестяным трубам посредством двух динамо-машин ссыпалась деревянная стружка.

Войдя в цех, Андрей осмотрелся. Рядами – десяток верстаков, у которых копошились люди, где парами, где поодиночке. Слева – широкий проем в стене, за ним мерно скрежетала пилорама, грохотали бревна и доски. Здесь – машинно-заготовительный участок, здесь все начинается: из смолистых бревен получаются доски и брусы. В столярке их потом превратят во всевозможные изделия.

У ближайшего верстака – двое: пожилой усач и молоденький шатен. Лицо последнего показалось знакомым: «Ах да, вчера он заседал в редколлегии».

В середине цеха возвышалась конторка. За ней – личность лет тридцати семи в старорежимной форменной фуражке с молоточками. Андрей неторопливо приблизился:

– Простите, вы старший мастер Сергунов?

Человек оторвался от бумаг и посмотрел на Андрея ясно-похмельными, но умными глазами.

– А-а! Вы, очевидно, гражданин Рябинин? Меня утром известили о назначении, – он вскочил и с поклоном протянул руку. – Старший мастер Сергунов, Николай Серафимович.

– Андрей Николаевич. Очень рад, – ответил на пожатие Рябинин.

– Прошу в ваш кабинет, – пригласил Сергунов.

Они прошли через весь цех к зеленой двери. Андрей смотрел в спину Сергунова, затянутую в рабочую тужурку, и чувствовал, что за ними внимательно наблюдают.

* * *

Старший мастер усадил начальника за видавший виды стол и обложил толстыми папками. В них, по словам Сергунова, – вся деятельность цеха, его история и сведения о работниках.