весело спросил священник. — Да, всегда страдал от этого, меры не знаю. Да ладно, вези меня, боярин, в келью монашескую, надеюсь, «кровь господня» у тебя припасена в больших количествах?

На яхте попу была определена собственная каюта, из которой через полчаса вышел обычный Шапкин, в китайских шортах неопределённого цвета и застиранной футболке. Пригладив жалкие остатки сметённых временем волос, он заорал: «Стас, дай я тебя поцелую, сколько лет…»

— Эээ, минуточку. Надо сначала определиться, кто есть ху… — отстранился я. — Вы… ты… и вправду священник?

— Иеромонах отец Иоасаф, настоятель одного из подворий Санкт-Петербурга, позвольте представиться.

— Иеромонах, то есть чёрный монах?

— Уже да, два года назад принял третий постриг.

— Ни фига себе. а это какое звание, если на военный лад перевести, для тупых и недалёких в церковной иерархии?

— Полковник, как минимум.

— И как мне вас теперь называть?

— Ты достал уже! Чего напрягся, попа первый раз видишь? Для тебя я был, есть и буду Лёша Шапкин. Ну разве что на людях, когда я в одеянии, не матери меня, пожалуйста. Так нальёшь зелья какого-нибудь, с устатку?

— А тебе пить можно?

— Всё, я понял. Издеваешься. Мстишь за аэропорт. Сволочью был, сволочью остался…

— Ну, так и быть — целуй, но смотри, не доверяю я вам, ксендзам… в свете последних тенденций в церкви.

— А это не у нас, это у католиков содомия сплошная, мы в РПЦ не такие, — захихикал иеромонах.

За столом Лёша хорошо поставленным голосом артиста-проповедника поведал о жизненных перипетиях.

— Ну о моей театральной карьере ты наверняка знаешь. Не буду останавливаться, скажу только, что там я быстро всего добился, получил «заслуженного», и уготовано мне было, согласно моей фактуре, всю жизнь играть дурачков да Бабу Ягу. Ну, может, под старость, если бы повезло, Короля Лира дали сыграть. в театре сплошной террариум и серпентарий, все едят всех, да и девяностые начались — ни сьемок, ни ролей, ни денег. с женщинами, как сам помнишь, у меня как-то не складывалось никогда. Нет, были, конечно, даже ребёнок на стороне есть, но… им подавай богатых или хотя бы видных, а я… я — мелкая копия Милляра. Но я хочу внимания, хочу, чтобы все мне поклонялись.

— Погоди, так религия — это твоя персональная сцена? Поэтому в попы подался?

— Нет, конечно. к Богу я шёл долго. Бросил театр и уехал в дальний монастырь, три года послушником, поступил в семинарию, совершил постриг, получил первый сан, но на приход не пошёл, стал келейником у епископа. Я ж звезда — мне и путь нужен звёздный, быстрый. За пару лет стал ему незаменимым помощником, даже иногда решал мелкие вопросы своей волей, конечно, с благословения. Скоро заслужил авторитет у братии. в итоге получил от епископа хороший приход, сейчас заканчиваю духовную академию, лично знаком с патриархом. На то, чего я добился за десять лет, многим жизни не хватает.

— Сильно! Лёш, скажи, а что за орден у тебя на рясе висит, не похож он на церковную или гражданскую побрякушку?

— Чечня, две командировки.

— Ох, ни фига себе, так ты же не можешь воевать, ты же священник?

— А кто солдатиков окармливать будет, в России нет института капелланов, вот и напросился на войну, хоть и страшно там до ужаса. Но как-то пообвык там, эта работа — исповедовать умирающих солдат да благословлять на ратную битву — очень угодна Богу, да и почетна среди священнослужителей. Сейчас служу в Питере, но планов дальнейших — громадьё. в общем, я ведь сюда не только отдыхать — повидаться приехал. Хочу почву провентилировать. Наверху есть мнение — приходик здесь открыть, наш РПЦ-шный, пока Зарубежная Православная Церковь не влезла. а я уже давно на покой хочу, в тёплую спокойную страну, сам себе хозяин, все тебя любят, все ручку целуют… да доход здесь неплохой видится. Как, одобряешь такую идею?

— Ну почему же не одобрять, дело хорошее, правда, сомневаюсь в реализации. Мальта — очень католическая страна, они другие конфессии сюда не пускают. Да и православных здесь не много.

— Ну тут дело больше политическое, это решать на уровне руководителей государств и церквей будут, нам только почву подготовить, идейку кому надо в голову закинуть, да помелькать здесь в чёрном греческом одеянии. Видел, как меня в аэропорту принимали?

— Могу с Послом России свести разве что, в другие инстанции я не вхож, да и не сильно хочу.

— Боже! Да это вообще супер, я даже не чаял на приём к послу попасть, а ты тут тоже времени не теряешь, говори, чего вы с властью мутите?

— Ничего, земляк он мой, знакомы ещё с Севера. Сейчас позвоню, встретишься. а мы с ним просто выпиваем изредка да анекдоты травим.

— Песен-то наших училищных петь будем, не разучился играть?

— Вроде нет, вечером девушка придёт, разгуляемся.

— Точно, ты ж разведён теперь, а что за девушка, как мне себя вести с ней?

— Как отец Иоасаф, конечно. Золото можешь не надевать, но подрясник уж будь добр.

— Нельзя мне ругаться, грех, но какой это отдых выпивать и песни петь в одеянии, да ещё в такую жару?

— Ручку поцелуешь, разрешу снять…

— Вот скотина злопамятная, прости Господи! а если на то пошло, то у меня тоже обида на тебя есть. Помнишь, на втором курсе ты завалился ночью ко мне на съёмную квартиру с двумя подружками и парой бутылок мерзкого, польского «Cinzano»?

— Как такое забудешь. Классно было же…

— Это тебе было классно. а ты забыл, как завалил обеих на мою кровать и устроил там вакханалию, а я вынужден был вертеться в углу на полу, слушая ваши развратные хихиканья? Вот, может, тогда ты подорвал во мне веру в себя, как мужчину…

— Э, я прекрасно всё помню, мы тебе не раз предлагали присоединиться. Ты отнекивался и скромничал. Где тут моя вина? Сам понимаешь, тут дамы выбирают, к кому в постель прыгать, это же приличные студентки были, не шлюхи какие-нибудь.

— Но моральную травму ты мне нанёс, друг называется, мог бы привести их и свалить…

— Ну, ты красава, а ключ от квартиры, где деньги лежат, тебе тоже надо было отдать и свалить? и потом, если этот случай так повлиял на тебя, так, значит, я и явился главным стимулом для твоего обретения Бога. Благодарен должен быть.

— Да, ладно, шучу, конечно, просто вспомнилась жизнь наша студенческая. Ох, куролесили… Но, если серьёзно, покаяться я перед тобой должен. Есть грех на мне. Помнишь, у тебя пропал второй том Михаила Чехова, редкое издание, как