Ладони поднимаются к груди Алексея. Он крепкий, обжигающе горячий даже сквозь одежду. Титай делает полушаг, подступает чуть ближе. Ладонь змеей проскальзывает под тяжелую церемониальную накидку. Оглаживает плечо, сталкивая вниз тяжелую от шитья тесьму. Странное волнение охватывает Титая. Как будто бы дорогой подарок — это князь, а не он сам.

Чуткие пальцы обводят ворот нижней рубашки, гладят напряженную шею. Разминают, как учили. Думается вдруг совершенно не к месту: знать бы, какой Алексей на самом деле. Чего хочет, что у него в привычках. Чтобы понять, каким с ним быть — ласковым или резким, послушным или порывистым.

Закрой глаза, смахни морок, оторви ты взгляд от светлого лица. Сделай шаг назад, затем еще один. Пока ладонь не соскользнет вниз, отдаляясь маняще.

Титай отступает к кровати, тянет за собой. Но стоит взяться за чужую ладонь — Алексей переплетает их пальцы, делая жест личным. Лишним. Становится стыдно. Так стыдно, как никогда в сознательной жизни не было.

Краем глаза Алексей следит за руками Титая — обе на виду. Когда падает тяжелая накидка, дышать становится куда легче. И без того прямые плечи расслабляются, разворачиваются, князь становится будто бы выше. От странного их общения, от шепота догадок — одна хлеще другой — разжигается дремлющий обычно голод. Хочется думать, что Титай пришел через окно, только чтобы развлечь танцем. Что не попался на глаза охране, только чтобы не было лишних ушей, которые могут услышать его низкий голос. Что он ведет Алексея за собой, потому что хочет, а не потому, что ему приказали.

Князь останавливается вплотную, зажимает его, когда юноша упирается ногами в край кровати. В глаза смотрит неотрывно, пока пальцы впервые касаются чужой щеки под вуалью, скрывающей нижнюю часть лица. Целует без предупреждения. Прямо так, через тонкую ткань.

Если бы Титай не умел молиться, то научился бы сейчас: «Атар[6], забери свой огонь из груди, в ней так тесно». Тень дрожит в свете этого факела, где уж здесь спрятаться… Они должны были послать женщину развлекать князя. Сам справился бы с делами, как угодно, но иначе.

Взять себя в руки так трудно. Было бы куда легче, окажись Алексей мерзок, противен, труслив и похотлив. Окажись он похож на правителей, с какими приходилось иметь дело раньше. Ни один из них не мог сдержать ни малейшей своей тайны и дня, а жестоких глупостей они совершали столько, что Титай всерьез возомнил себя выше каждого такого. Неприступнее скал, тверже кремня. Но Алексей гладит там, где мог ударить. Загоняет в угол, но не угрожает. На мгновение представляется жадно: они без охраны. Без будущего и без прошлого, без имен и регалий. Где угодно, не здесь.

Вот только Алексей ведет себя как свободный человек. Одного этого хватает, чтобы Титай ненавидел его до слепоты. Тень возвращает себя на землю, не позволяя ни одной лишней эмоции отразиться на красивом лице. Он, несомненно, знает, что красив. Что может поддаться, позволить чувствовать свои губы сквозь вуаль. Не целовал бы ты восточные ткани, князь. Они могут быть пропитаны ядом. Черные ресницы взлетают и опускаются, зачаровывая, пока руки тянутся к тесемкам и литым пуговицам одежд.

— Позволите?

Титай шепчет, делает все ненавязчиво, явно показывая, что остановится, если будет нужно.

— Если позволишь ты. — Без вопроса, так ведь они договорились. — Ты говоришь мало, но так, словно знаешь о чем-то недоступном другим.

— Это моя работа. Я не всегда танцую. Иногда рассказываю истории. Сказки. Мне положено знать все тайны мира.

— Ты знаешь мои сказки?

— Я приехал, чтобы их услышать.

— Что ты будешь делать с ними?

— Спрячу.

Отзывчивость чувствуется в той тонкой мере, что успевает просочиться между ними в словесных поединках. Будто Титай поддается, а потом снова отступает. Но поддаться хочет. Это видно по мягким и собранным движениям. Будь он здесь для того, чтобы соблазнить, — под ними бы уже мялась постель. Но юноша и не отталкивает, и не проявляет большого рвения. Что с ним не так? Не читается, не дается быть понятым и простым. Очаровывает, кружит голову. Алексей находит золотой замочек, спрятанный в волосах у него на затылке. Расстегивает незаметно, а когда отстраняется после поцелуя, вуаль будто сама падает с лица. У Титая точеный и острый профиль, строптивый излом губ, а в носу — аккуратное золотое кольцо.

— Ну и что мне с тобой таким делать? — вздыхает Алексей, погладив костяшками пальцев овал открывшегося лица.

— Все, что вам угодно, — Титай льет в уши мед самым сладким из своих голосов.

Пояс падает на пол, стучит пряжкой. Князь своего добьется, вот-вот. От этого осознания трепет захватывает с каждым мгновением все больше.

Резкие движения заставляют и самого Титая очнуться, выйти из размеренного ожидания. Волосы черной волной взлетают по воздуху, опадая на плечо. Не скрываемое больше верхней одеждой золото сверкает, звенит, когда Титай опрокидывает князя на лопатки. Кровь кипит. Ночной гость смотрит сверху вниз, медленно укрывая собой.

— Мне убрать поднос? Опрокинем, — шепчет на ухо.

У князя не серьги, но похожие украшения на лентах в волосах. Падают на постель. Любопытно, сколькие мечтали этого добиться? Сколькие жаждали тебя, князь? Кто из них смог тебя получить? Посол ломал голову, как столь незначительному правителю удалось заручиться поддержкой хана. А Титай вот понял. И часа не прошло. Алексею отказать не то чтобы трудно — просто не хочется. И вряд ли он в этих своих мыслях одинок. Никогда не жаловался на впечатлительность или податливость, но сейчас поглядите только…

С глухим стуком падает на мягкий ковер поднос, рассыпаются фрукты, наполняя воздух терпкой сладостью. Отвлекаться на то, чтобы убрать лишнее с кровати, и терять такие искры в глазах напротив? Ни за что.

Колечко в носу Титая теперь такое же теплое, как сам юноша, как его бесчисленные золотые оковы, позвякивающие в полутьме. Если Титай пришел сюда под покровом ночи с недобрыми намерениями, то пусть подождет с этим хотя бы до утра. Пусть даст шанс и князю, и себе не брать еще один грех на душу.

Князь негромко смеется, запрокидывает руки, цепляется за резное изголовье кровати и тянется всласть. Бровь Титая выгибается дугой от такого зрелища. Да кто он такой вообще? Такие умирают сразу после коронации, а не здравствуют долгие годы. Ведет себя как… мальчишка. Титай с трудом прячет улыбку, поджимает уголки губ. Вот бы такого владыку, а не всех тех, что стоят сейчас незримо за спиной. Что сделает и скажет каждый из них — известно наперед.