Юра Покровский гнал по пустынной улице, лишь слегка притормаживая на пустых перекрестках, и тогда мерцающие желтым светофоры освещали его лицо призрачным, неживым светом. Андрей Порубов сидел рядом с водителем и задумчиво смотрел перед собой, словно видел нечто такое, доступное только его задумчивому взгляду. Он на удивление быстро и легко вернулся к вольной жизни, теперь зона казалась ему чем-то далеким, но все же реальным, куда при случае можно и вернуться против своей воли.

– Юрик, – нарушил он молчание, – во двор ко мне не заезжай. Там асфальт такой, что подвеску разобьешь, и так машина на ладан дышит. Я же слышу – ступица правого заднего гремит. Будет время, займусь. Пешком дойду.

– Машина-то старая, но и не такое видела, – покрутил головой Ботан. – Да и мать твоя небось заждалась, спать не ложилась. – Он кивнул на единственное горящее в пятиэтажке окно. – Сколько еще моей тачке жить осталось? Год, два?

– Если обломится нам, новую себе возьмешь, с полоборота заводиться станет.

– Никуда не денется, обломится, – уверенно заявил Ботаник. – Мы – пацаны фартовые, да и план у тебя стопудовый. А тачку новую себе по-любому возьму.

Покровский лихо вывернул руль и въехал в утопающий в темноте двор. Вопреки заверениям, он свою старенькую машину берег. Свет фар прошелся по припаркованным, засыпанным дождем машинам и уперся в микроавтобус «Скорой помощи», стоявший прямо у подъезда Андрея. Сердце у Порубова тут же екнуло. Покровский, хоть и почувствовал тревогу друга, но промолчал, не стал ни успокаивать, ни строить догадки. Он готов был помочь в любом случае, Андрюха мог на него рассчитывать.

– Я здесь подожду! – крикнул он вдогонку Порубову, а тот уже вскочил в подъезд и, прыгая через две ступеньки, помчался по лестнице.

У него все еще теплилась надежда, что приехали не к ним с матерью, и он корил себя, что вернулся поздно. Мало ли стариков живет в подъезде? Но эта надежда мгновенно растворилась, когда этажом выше щелкнул замок, распахнулась дверь и на площадке показались с носилками в руках двое мужчин в униформе. Молоденькая женщина-врач с пластиковым кофром шла следом за ними.

На носилках лежала прикрытая пледом Галина Федоровна. Лицо ее казалось присыпанным мукой, таким оно было бледным, глаза закрыты, седые волосы рассыпались по клеенчатым носилкам.

– Мама! – вырвалось у Андрея. Он подбежал и схватил холодеющую ладонь.

– Сынок, – приоткрыла отяжелевшие веки мать и попыталась приподнять голову. – Ты уж извини меня, что я так вот… Главное, что тебя оттуда дождалась. – Она покосилась на медиков, боясь, что они догадаются, откуда больная дождалась сына. – Боялась, уже никогда не увижу. – Мать дышала неровно, судорожно, ее пальцы сжали ладонь сына, но силы в них почти не чувствовалось.

– Вам не стоит разговаривать, – строго напомнила молодая врачиха.

– Слушай, что тебе доктор говорит, – слегка сжал пальцы матери Порубов.

Спрашивать, что с ней случилось, он не стал. И так было ясно – очередной приступ, после которого она могла и не оправиться.

– Сделайте что-нибудь, прошу вас, – проговорил Андрей, глядя молодой женщине в глаза.

– Все что могли, мы уже сделали. В больницу ее надо, – прозвучало в ответ. – Вы ее сын, как я поняла? – В глазах врача читалась недосказанность, она явно хотела потом переговорить с Андреем наедине, без больной, и новость была бы неутешительной.

Да Порубов и сам знал правду: матери осталось недолго на этом свете, если… конечно, не сделать за границей дорогостоящую операцию.

На узкой лестнице было трудно разворачиваться с носилками, на каждой площадке приходилось передавать их через перила. Он помогал водителю и практиканту-медбрату. Мать казалась вообще невесомой, словно какая-то часть ее естества уже улетучилась. Но при этом ему было приятно, что он хоть что-то может для нее сейчас сделать.

– Мама, осторожней. Я сейчас тебя подниму, – приговаривал Андрей. – Так, хорошо, а теперь, мужики, аккуратней.

Уже на улице он сбросил куртку и прикрыл ею мать от дождя, понимая, что толку от этого практически не будет, до «Скорой помощи» оставалось каких-то десять метров. Но ему хотелось сделать хоть что-то для нее.

– Мама, все будет хорошо, вот и доктор говорит… – Андрей попытался вложить в эти простые, банальные слова как можно больше тепла и надежды, и, кажется, ему это удалось. Или же мать почувствовала настроение сына и решила его подбодрить.

Она улыбнулась бескровными губами, и носилки исчезли в машине. Врач раскрыла кофр и стала торопливо готовить к работе кардиограф.

– Мы за вами поедем, – бросил ей Андрей.

Дверца «Скорой помощи» шумно закрылась, затарахтел мотор. Порубов уже сидел рядом с Покровским, руки у него тряслись.

– Ну, как? Совсем плохо? Ты уж извини, что мы тебя задержали, – тихо проговорил Юрик.

– Все будет хорошо, – стиснув зубы, ответил Порубов, и эти слова прозвучали как обещание самому себе.

Столько времени он мечтал о том, как вернется, как поест приготовленное матерью, как она будет сидеть, глядя на него и украдкой смахивая набежавшую слезу. Это и случилось. Но почему судьба дала им так мало времени? За что такая кара?

«Скорая помощь», переваливаясь на выкрошившихся в асфальте выбоинах, двинулась к улице. «Тойота» катила следом. Порубов нервно потянулся за сигаретами, но в кармане оказалась пустая пачка.

– Мои в бардачке возьми, – тут же подсказал Ботан, уверенно ведя автомобиль и держась в «кильватере».

А Андрей мысленно повторял себе: «Все будет хорошо. Я спасу тебя, мама. Чего бы это мне ни стоило».

Он еще не до конца понимал, как поможет, но знал, что сумеет. Нет в этой жизни безвыходных ситуаций. Главное – иметь цель и стремиться к ней, все остальное придет.

Андрей плохо помнил, как доехали до больницы, находившейся на окраине города, ему еще что-то говорил Юра, но он не слышал его, не понимал слов.

– Ты езжай домой, дальше я сам. Ты и так помог. – Крепко пожав руку друга, Порубов бросился вслед за каталкой, на которую уже переложили Галину Федоровну.

Санитары торопливо затолкали каталку в широко открытые стеклянные двери приемного покоя, и колесики мелко застучали на стыках керамических плиток пола. Мать Андрея уже не открывала глаза, не отвечала, когда он ее спрашивал. Черты ее лица заострились, веки мелко дрожали.

Андрея просто отстранили перед двустворчатой дверью реанимационного бокса:

– Вам туда нельзя.

Две половинки дверного полотна с кругами матового стекла качнулись и сошлись за каталкой. Врач «Скорой помощи» посмотрела на Андрея и пожелала ему с матерью удачи. Сказано это было очень искренне, потому и хотелось поверить.

Порубов нервно заходил по гулкому коридору, укоряя себя, что не приехал сегодня раньше, будто бы это могло что-то изменить. Мать оставалась у него единственным близким человеком на земле, а он не мог ей сейчас ничем помочь. Все было в руках врачей, находившихся за дверью реанимационного бокса.