– Можешь, конечно, попробовать, только будь осторожна. Ты не у себя дома,– вот теперь голос прозвучал немного глухо, но все еще достаточно различимо.

Шагнув со двора, я побежала, высоко подняв юбки. Узкая тропа, что вела в противоположную сторону то спуска к водоему,  оказалась хорошо различимой, и хотя ноги то и дело попадали на мелкие камни и колючки, я и не думала останавливаться. Сердце грохотало где-то в горле, дыхания уже не хватало, но мне становилось как-то легче, свободнее.

До тех пор, пока нога словно не провалилась в яму. Я падала с высоты по пояс, весьма ощутимо приложившись спиной о землю. В глазах на миг потемнело, дыхание  выбило из легких. С тихим стоном я повернулась набок, так как в таком положении должно было быть чуть менее больно. Закашлявшись, попыталась вздохнуть.

– Чем быстрее бежишь, тем сильнее удар и выше  точка перехода, – глядя на меня с некоторой долей сочувствия, произнес хозяин поместья, оперевшись о ствол одного из тех деревьев, крона которого тихо шуршала осенней золотой листвой.

Он держался в десятке шагов от меня, что не могло не радовать.

Кряхтя, перекатившись на четвереньки, я медленно поднялась, и опять пошла в сторону калитки. Несмотря на то, что солнце все еще пробивалось лучами сквозь деревья, ноги вдруг стали сильно мерзнуть. Но это не могло меня остановить.

Глубоко вздохнув, я вышла со двора.

Сообразить, что не сделала самого очевидного и правильного, мне удалось  только после третьей попытки, когда спина, кажется, превратилась в один сплошной синяк. Несмотря на то, что я учла слова хозяина поместья, что все так же стоял у дерева, падать было больно.

– Может, довольно? – практически безразлично вопросил мужчина. За его спиной из-за двери дома выглядывал хмурый Мукеш.

– Нет,– тихо выдохнула, выходя за калитку и сворачивая в сторону ступеней.

Было даже удивительно, как я не сообразила сразу. __________________________________________________ Самайн – один из древних гэльских богов, по одной из версий. Охотник за страхом и душами, который открывает двери между мирами людей и духов. Во время Самайна духи мёртвых приходят навестить своих живых родственников – для них оставляют открытыми двери и зажигают путеводные огни на окнах и перед домами.

Вода казалась темной и очень густой, как сахарный сироп, в который осенью макали яблоки. Вот только вовсе не сладкий. От озера пахло прелыми листьями  и сыростью, которой не было наверху, вблизи дома.

– Не вздумай. Захлебнешься в этом озере – умрешь, но никак не попадешь к себе,– тихий голос в котором проскальзывали нотки, от которых хотелось поежиться, раздался за спиной.

– Во двор не вернет? – спросила, пытаясь не думать о том, как сильно болят спина и бок, которым при  падении доставалось сильнее остальных.

– Не уверен.Теперь-то это просто  озеро, не больше. Тот, кто сделал его дверью в Самайн не сможет держать путь открытым сейчас.

– Но я все же попробую. Полгода…– я выдохнула. Шагнула ближе к воде, и глубоко вздохнула.

– Как знаешь. Мешать не стану.

– Сердечно благодарю,– растеряв все остатки хорошего воспитания, сердито рыкнула.

Еще один глубокий вдох, и я делаю шаг. Площадка выше воды на локоть, так что я должна по идее сразу упасть с головой, а не стукнуться о дно коленками, стоя в воде по пояс. А с другой стороны, будет нормальный лес. Знакомый и вполне обычный.

Вода сомкнулась над головой, тело тут же стало трясти от холода, но я честно терпела, пока в груди еще оставался воздух. Ноги так и не коснулись дна, тело становилось каменным от холода, а в груди появился огонь. За ребрами пекло так сильно, что я невольно открыла рот, надеясь на облегчение, но вместо этого в горло хлынула вода, заставляя кашлять.  Ледяная жидкость помчалась дальше, заполняя мое тело, кажется, целиком.

– Знаешь, твое упорство было бы восхитительным, если бы не таким глупым,– все тело ломило от дикой, выкручивающей боли. Руки и ноги потряхивало, а голова казалась тяжелой, как чугунный горшок.

Вдруг пушистое и толстое одеяло, под которым я лежала, приподнялось в ногах, и их коснулось что-то горячее.

– Не дергайся, – раздраженно произнес хозяин лесного поместья. – Не хватало еще, чтобы заболела. Вот будет веселье для всего Двора. Нимедасофер греет ножки своей человечке. Если об этом узнают, придется открутить ни одну голову, прежде чем сплетни смолкнут…

Голос доносился издали, словно приглушенный занавесками. Тело переставало дрожать, согреваясь, но поза была какой-то страшно неудобной, от которой тянуло и шею, и спину. Я попыталась медленно перевернуться, но тут же тихо застонала от боли.

– Да, – с каким-то мрачным торжеством и толикой сочувствия, произнес мужчина, хватая за плечо и перекатывая обратно набок,– последствия твоих действий весьма красочно отобразились на всей спине. Придется полежать на боку.

– Так… так больно,– тихо проскрипела, пытаясь хоть что-то сделать с мешающей рукой.

– Сейчас, мне кажется, тебе в любом положении будет больно. Попытки самоубийства, они, знаешь, такие. Без последствий не проходят.

– Я не… не пыталась,– казалось очень важным объяснить, оправдаться. Самоубийство – страшное преступление. И даже обвинение в таком было мне неприятно.– Я хотела домой.

– Похвально,– фыркнул местных хозяин.

Вдруг мою голову приподняли и к губам прижалась чашка, немного напугав. Веки казались такими тяжелыми, что я никак не могла их открыть.

– Пей. Твое упрямство достойно моей помощи, – на язык упала капля все того же сладкого, пряного сидра, согревая уже изнутри.– Или смерти.

Я едва не закашлялась от последнего тихого и задумчивого комментария, но чашка пропала, дав возможность отдышаться.

– А теперь спи.

Я хотела возразить, что не собираюсь, так как мне стало намного лучше, но провалилась куда-то в темноту.

**

 Нимед.

Я был зол на Мукеша. Приказ звучал четко и вполне понятно: запереть все двери и калитки. Так, чтобы ни одни девица из Камьеледаля не попала в мой дом. То, что мое имя оказалось в списке, ничего не значило. Пророчица могла и ошибиться. Такое уже бывало, пусть всего-то пару раз. И я был намерен использовать для своей выгоды все варианты.

Огородив дом дополнительной защитой, рассыпав по периметру красную кирпичную пыль*, перекрывая путь всем шутникам и глупцам, коих хватает при Дворе, решил и сам убраться подальше, в земли баронессы, где нас боялись и старались лишний раз не беспокоить.

Много лет назад, будучи еще совсем юн, я с интересом наблюдал, как девушки из Камьеледаля выходят на волшебную дорожку, испытать удачу. То, что многие из них не вернутся домой, то, что из десяти, троих найдут по весне среди тающего снега, вовсе не пугало их. Сжав кулачки, вплетая яркие ленты в косы, словно это могло помочь, каждая из них грезила о том, как вернется весной, разодетая в шелка и золото. Как сможет не только сама решать свою судьбу, но и станет благодетельницей всей семьи.