Сварганить из ничего. Джемма едва не подпрыгнула на месте. Сварганить. Словно тесто для блинов или замок из конструктора Лего.

Во время паузы Фортнер прочистил горло.

– Продолжай.

– Я скажу тебе, где они. И все довольны и счастливы. Беспорядок устранен, проблем нет, двигаемся дальше, – Джеф облокотился на старый телевизор, который раньше стоял наверху. Вид у него был почти скучающий. – Это как играть в солдатиков. Только подумай, сколько жизней мы спасем.

Фортнер снова затих. Сердце Джеммы наполнялось и снова пустело, словно ведро, из которого выливают воду. Ей казалось, что она тонет.

– Говоришь, обещал дочери, – наконец проговорил Фортнер. И от одного этого слова Джемма внутренне сжалась. – Почему ты изменил планы?

– Я сдержу обещание. Лично я не причиню им никакого вреда. Кроме того… – он поднял руки перед собой. Джемма хорошо знала этот жест. Обычно он сопровождался словами типа «какая разница, Кристина, салат со шпинатом или рукколой? Все это просто безвкусная кроличья еда». – Какая разница? Что изменилось бы, скажи я раньше? Я знал, что Саперштайн сам себя погубит. Хэвен доказал свою нежизнеспособность. Миллиарды долларов пошли псу под хвост, а разгребать предстоит столько, что тысяче антикризисных менеджеров не справиться и за десять лет.

– Где? – спросил Фортнер.

Долю секунды Джемма позволила себе надеяться, что отец все же солжет.

– Я поселил их в трейлерном городке на одном из моих участков. Винстон-Эйбл, в сторону от трассы сорок. Участок шестнадцать. Недалеко от Ноксвилла. Даже и не помнил о том, что владею этой ерундой, пока федералы не упомянули в апреле.

Фортнер засмеялся. Звук получился такой, словно кот подавился шерстью.

– Потянул за ниточки и устроил ее отца на «Фармасин Пластикс». Слышал о них?

Фортнер вздохнул.

– Я поговорю со своими ребятами. Посмотрим, за какие ниточки я смогу потянуть.

– Уверен, что ты все устроишь. Саперштайн сам вырыл себе могилу. Он не слушает. Это новый век, Ален. И у нас есть шанс изменить мир. ИГИЛ, Талибан, Аль-Каида и другие… Все играют по новым правилам.

– Кому ты это объясняешь…

– Они промывают мозги своим смертникам, мы могли бы просто создать своих.

– Я же говорю, ты не тому объясняешь. Но я постараюсь донести это до кого нужно.

– Я верю в тебя, – саркастически ответил Джеф.

Джемма потеряла нить разговора, но это уже не имело значения. Главное она поняла: отец предал Лиру и Ориона. Предал ее, нарушив обещание. Надо было сразу догадаться, что так и будет.

Наконец Фортнер и Джеф направились к лестнице. Джемма едва не заплакала от облегчения. Ее ноги совсем онемели.

Но в последнюю секунду Фортнер замешкался. Когда он обернулся к своему спутнику, она увидела его лицо, холодное, узкое и длинное, как восклицательный знак. Затем он снова исчез из виду.

– Твоя дочь, – произнес он. Кровь застыла в жилах у Джеммы. – Ее тоже сделали в Хэвене. Одной из первых, – это не было утверждением, но Джемма уловила второй смысл этих слов, скрытый вопрос, словно нож, зажатый в кулаке.

– Да, она родилась там, – ответил отец. И она почувствовала, как важно было это исправление. Не «сделана», а «родилась». Но какая разница? Изготовлена, произведена, синтезирована, селекционирована. С таким же успехом она могла бы быть сортом быстрорастущей фасоли.

Фортнер кашлянул.

– А ты когда-нибудь задумывался, в чем разница?

Джеф ничего не ответил.

– Ты хочешь использовать реплики для серьезных целей, и я тебя в этом поддерживаю. Но чем они отличаются от твоей девочки?

– В чем между ними разница? – холодно повторил Джеф. – В том, что она кому-то нужна.

Кому-то. Джемма отметила про себя, что он не сказал «мне».

Вечеринка продолжалась, само собой. Они провели в подвале около часа. И все же Джемма почему-то ожидала, что найдет на месте вечеринки лишь руины, что все вокруг в одночасье превратится в пепел, словно Помпеи в свой последний день. Джемма не удивилась бы, найди она комнаты опустевшими и заваленными ветошью, а друзей семьи превратившимися в скелеты вследствие природного катаклизма или магического воздействия.

Теперь она видела все в истинном свете. Сладкой лжи придают подобающую форму, а потом громоздят их одну на другую, создавая изящный песчаный замок, подрагивающий на кромке волны. Гирлянды из цветов, гости, яркие коктейли, раскрашенные в цвет заката, – все это ради того, чтобы ее отец мог встретиться и поговорить с Фортнером. Даже торт – все то же дерьмовое вранье. Ведь ее мать ест только правильные, низкокалорийные продукты с высоким содержанием белка и без ГМО.

Все они просто играли свои роли, и Джемма вместе с ними.

Опять.

– Джемма. Джемма!

Пит наконец догнал ее. В воздухе мелькали светлячки. Кто-то зажег фонарики. Даже огонь может быть красивым, пока его держат под контролем. Джемма была поражена, каким искусственным казалось ей все вокруг: игра света и тени, женщины в ярких платьях. Словно вот-вот упадет занавес и рабочие сцены примутся передвигать декорации. Она заметила родителей в центре группы танцующими, и ее затошнило. Как беззаботно они танцуют, в то время как за сценой безликая толпа готовит новые иллюзии для публики.

– Поговори со мной, – попросил Пит, коснувшись ее лица. – Прошу.

Но Джемма не успела ответить. Ее окликнула Эйприл. Она вынырнула из толпы внезапно, словно появилась из-за кулис.

– Где ты была? Я тут разговаривала с… – Она увидела лицо Джеммы и замолчала. – Что с тобой? Что стряслось?

– Отец лгал мне, – сдавленно ответила Джемма. – Он сдал Лиру и Ориона.

– Сдал? – медленно повторила Эйприл, словно боялась неправильно понять. Джемма почувствовала внезапный приступ ярости.

– Я непонятно выражаюсь? Сдал. Предал. Продал, – ей хотелось кричать. Или схватить один из фонариков и спалить все к чертовой матери. – У Хэвена проблемы из-за утечки информации. А они могут стать главным источником. Так он сказал.

Хуже всего то, что она даже не могла как следует разозлиться на отца. Он всегда был лжецом, так что обманывать для него вполне естественно.

Это она повела себя как идиотка. Поверила ему.

Эйприл бросила быстрый взгляд на Пита. Такой быстрый, что Джемма едва не пропустила его.

– Мне так жаль, – она протянула руку, то ли чтобы коснуться ее плеча, то ли погладить по голове, но Джемма быстро отступила.

В одно мгновение она сама превратилась в фонарик, пылающий гневом и негодованием.