Кто-то кашлянул, обращая на себя ее внимание. Она открыла глаза и увидела у своего столика мужчину с облезлой бородой, который смерил ее заинтересованным взглядом.

Нари обнажила кинжал прежде, чем он успел открыть рот, и с размаху стукнула рукояткой по деревянной крышке стола. Мужчина испарился, посетители кафе стихли. У кого-то рассыпались на пол кости домино.

Хозяин метнул в нее свирепый взгляд, и Нари вздохнула, понимая, что ее выставляют за дверь. Он с самого начала хотел отказать ей в обслуживании, сославшись на то, что приличная женщина не додумается без сопровождения гулять по ночам, не то что захаживать в рестораны, где полно посторонних мужчин. Он долго донимал Нари расспросами, знают ли мужчины в семье о том, где она сейчас, и заткнулся только при виде монет из ее гонорара кодии, но теперь недолгому гостеприимству явно пришел конец.

Она встала, оставила на столе деньги и вышла. На улице было темно и непривычно безлюдно. Введенный французами комендантский час вынуждал отсиживаться дома даже привыкших к ночной жизни египтян.

Нари шла, не поднимая головы, и вскоре поняла, что заблудилась. Луна светила ярко, но эта часть города была ей незнакома, и она дважды прошла одними и теми же переулками, безуспешно пытаясь найти поворот на главную улицу.

Уставшая и раздосадованная, она остановилась у входа в невзрачную мечеть, прикидывая, не устроиться ли здесь на ночлег, когда ее внимание привлек силуэт мавзолея, возвышающегося над куполом мечети. Она замерла. Эль-Карафа – Город Мертвых[10].

Эль-Карафа, широко раскинувшийся облюбованный египтянами массив усыпальниц и погребальных участков, идеально отражал фанатичное отношение Каира к похоронной теме. Кладбище огибало всю восточную границу города хребтом из иссохших костей и гниющих тел. Тут хоронили всех: от основателей Каира до последних наркоманов. А пока чума несколько лет назад не решила вопрос нехватки жилплощади в городе, тут даже искали себе кров мигранты, которым некуда было податься.

От одной мысли у Нари мороз шел по коже. Она не разделяла представлений большинства египтян и среди мертвецов чувствовала себя не в своей тарелке: ни за что она не смогла бы жить в окружении разлагающихся трупов. Покойники вызывали у нее неприязнь: их запах, их безмолвие, все в них было не так.

От купцов, исколесивших много земель, она слышала рассказы о заморских народах, которые сжигали своих мертвецов, надеясь перехитрить бога и скрыться от его суда. Гениально, казалось Нари. Сгинуть в пламени костра должно быть счастьем по сравнению с тем, чтобы навечно улечься в душные пески Эль-Карафы.

Но она понимала, что кладбище – ее единственный шанс вернуться сегодня домой. Если двинуться вдоль границы на север, она выйдет на знакомые дома, и к тому же тут можно будет спрятаться, если на пути ей встретятся французские патрули, контролирующие соблюдение комендантского часа. Иностранцы обычно разделяли ее нелюбовь к Городу Мертвых.

Оказавшись на территории кладбища, Нари решила держаться самой крайней аллеи. Здесь было даже более пустынно, чем на улицах. Единственными признаками жизни оставались запахи отгоревшего костра и вопли дерущихся котов. Острые зубчатые стены и гладкие купола мавзолеев отбрасывали на песок шальные тени. Древние постройки казались заброшенными. Османские правители Египта предпочитали хоронить своих на родной турецкой земле, потому и не считали уход за местным кладбищем важные занятием – и это не единственное оскорбление, нанесенное ее народу.

Резко похолодало, и Нари поежилась. Старые кожаные сандалии, которым давно пора было на свалку, шлепали по мягкой дороге. Вокруг стояла гробовая тишина – только монеты то и дело позвякивали в корзине. Сама не своя, Нари избегала смотреть на могилы и развлекала себя более приятными мыслями, фантазируя, как она проникнет в дом паши, пока тот будет в Файюме. Нари себе не простит, если позволит его чахоточному братцу лишить ее такого щедрого барыша.

Она недалеко ушла, когда услышала за спиной шелест чужого дыхания и уловила краешком глаза смутное движение.

Просто кто-то решил срезать путь, как и я, – твердила она себе, не на шутку перепугавшись. Каир был в меру безопасным городом, но Нари отдавала себе отчет в том, что, когда ночью кто-то преследует молодую женщину, ничем хорошим это не кончается.

Она не стала ускорять шаг, но положила руку на кинжал, а потом резко свернула в глубь кладбища, побежала по аллее, спугнув сонную дворнягу, и юркнула за ворота старинной фатимидской гробницы[11].

Шаги последовали за ней. Потом остановились. Нари сделала глубокий вдох и занесла кинжал. Храбрясь и заготавливая угрозы, она вышла из укрытия.

И застыла как вкопанная.

– Басима?

Девочка стояла посреди аллеи в дюжине шагов от нее, с непокрытой головой, в перепачканной рваной абайе. Она улыбнулась Нари. В свете луны сверкнули зубы, и порыв ветра растрепал ей волосы.

– Говори еще, – потребовала Басима натянутым и сиплым с непривычки голосом.

Нари ахнула. Неужели она и впрямь излечила ее? Если так, то с какой стати ребенку шататься по кладбищам среди ночи?

Нари опустила руку и подбежала к девочке.

– Что ты здесь делаешь совсем одна, милая? Твоя мать будет волноваться.

Она остановилась. Несмотря на темноту и невесть откуда взявшиеся тучи, заволокшие луну, Нари разглядела темные брызги на руках Басимы. Она втянула ноздрями воздух и уловила странный запах: дымный, горелый и неправильный.

– Это… кровь? Боже Всевышний, что случилось?

Не обращая ни малейшего внимания на переживания Нари, Басима восторженно захлопала в ладоши.

– Это действительно ты? – Она медленно обошла вокруг Нари. – По возрасту подходишь… – рассуждала она вслух. – Могу поклясться, что узнаю в тебе черты ведьмы, но в остальном ты выглядишь совсем как люди, – ее взгляд упал на нож в руке Нари. – Впрочем, есть только один способ узнать наверняка.

Не успели эти слова сорваться с ее губ, как она нечеловечески быстрым движением выхватила у Нари кинжал. Та удивленно вскрикнула и отступила назад, но Басима рассмеялась.

– Не бойся, целительница. Я пока в своем уме. Я не собираюсь проливать твою кровь. – Она играючи покрутила кинжал в руке. – Но это я все-таки заберу, пока ты чего не надумала.

Нари лишилась дара речи. Она вглядывалась в Басиму, как будто видела ее в первый раз. От исступленного, измученного ребенка не осталось и следа. Мало того что девочка говорила странные речи – в ее осанке появилась твердость, которой раньше не было и в помине. В волосах у нее свистел ветер.

Басима сощурила глаза, заметив растерянность Нари.