– Думаешь, это имеет какое-то значение?

– Может быть. Во всяком случае, мне показалось это довольно странным.

Лошадь тем временем прибавила ходу. Орлов ухватился рукой за край коляски.

* * *

– Одна нога короче другой? – прищурился Матвей Евграфович, внимательнейшим образом выслушав доклад Орлова.

– Не совсем так, профессор, – виновато улыбнулся Тимофей, конфузясь из-за того, что Головацкий неверно истолковал смысл его замечания. – Я хотел сказать, что этот человек, кем бы он ни был, слегка прихрамывал на левую ногу. А вернее, даже не прихрамывал, а как бы слегка подволакивал ее. Вот так.

Орлов попытался наглядно изобразить смысл вышесказанного, но, учитывая тот факт, что актерские способности бывшего студента были далеки от идеальных, получилось скорее нелепо, чем показательно. Михайлов хмыкнул, но Матвей Евграфович остался невозмутим. Пыхнув сигарой и слегка помахав ею в воздухе, он спросил:

– Из чего это следует, Тимофей?

– Следы, Матвей Евграфович. Характерная примятость ворса на генеральском ковре. Камердинер сказал мне, что после гибели генерала в кабинет никто не заходил. Ничего не убирали, ничего не трогали. Ключ был только у самого камердинера. Следы сохранили прежнюю четкость… Сначала я думал, что мне это могло показаться, а потому и исследовал все тщательнейшим образом через лупу. Я понимаю так, что незадолго до своей кончины Корниевич сидел за столом. Затем он встал, но не расхаживал по комнате, а целенаправленно двинулся к тому месту, где впоследствии и умер. Это также несложно определить по тому, как был примят ковер. Генерал двинулся в сторону выхода. Словно кому-то навстречу.

– Таинственный посетитель? – уточнил Головацкий.

– Получается, что так. Причем посетитель, подволакивающий ногу. Им вполне мог быть и капитан Симаков. Все тот же камердинер Корниевича сообщил мне, что капитан имел застарелое ранение в левое бедро. Оно могло беспокоить капитана в определенную погоду, и тогда он начинал подволакивать ногу.

– Неплохое предположение, милейший, – выражение лица Головацкого шло вразрез с его словами. Оно выражало степень крайнего недовольства. – Очень неплохое. Хотя мне кажется, что в нем имеется одна интересная нестыковочка. В последние полторы недели не было никаких существенных изменений в погоде. Вы об этом не подумали, Тимофей?

– Нет… Простите, профессор. – Орлов закусил губы. – Я не подумал, но… Следы все равно остаются следами. И если это даже не следы капитана Симакова, то в любом случае человека, который нам нужен.

– Если такой человек вообще был, – ввернул Головацкий.

– Вы сомневаетесь, профессор?

– Я предпочитаю не торопиться с выводами. Но думаю, что ваше наблюдение со следами на ковре может оказаться весьма ценным. Я возьму это на заметку, – Матвей Евграфович вынул изо рта сигару и, развернувшись всем своим грузным телом к Михайлову, спросил:

– Что у нас относительно снимков, Егор?

Молодой человек порывисто поднялся, быстро приблизился к креслу Головацкого и протянул ему папку.

– Снимки сделаны непосредственно на месте гибели генерала Корниевича, Матвей Евграфович, – отрапортовался он, сгибаясь перед профессором в легком полупоклоне. На Головацкого повеяло ароматом мятного чая. – Но здесь все, что вы просили. И шея, и грудь покойного. Упомянутые вами отметины крупным планом…

– Посмотрим, посмотрим, – Матвей Евграфович раскрыл папку и выудил из нее верхний снимок. – Да-с… Очень хорошо. Просто замечательно. Вот это уже кое-что, господа. Это уже кое-что…

Следом за первым он взял второй снимок, затем третий и, только рассмотрев каждый в отдельности, сложил их обратно в папку.

– Вот исходя из этого уже можно делать выводы, – по лицу Головацкого было видно, что он доволен. Профессор потер руки. – Хотя именно это я и рассчитывал увидеть с самого начала. Кстати, Тимофей, это подтверждает и вашу версию.

– В самом деле?

– Определенно. Посетитель у Корниевича за несколько минут, а может быть и секунд, до его смерти действительно был. Кто он – вопрос по-прежнему открытый, но, так или иначе, этот человек способствовал гибели генерала. Выражаясь более простым языком, никаких сомнений, что генерал Корниевич был убит.

Михайлов с Орловым быстро переглянулись. Головацкий не стал ждать их вопросов и пояснил собственную мысль. Потушив сигару, Матвей Евграфович откинулся в кресле и водрузил на живот руки с переплетенными пальцами.

– Хотите знать, что означают эти отметины в виде порезов, господа? Это следы от нательного креста генерала Корниевича. Креста, который висел у него на груди. Если умозрительно приподнять крест на уровень шеи покойного и приложить к ней, то края креста и отметины совпадут между собой. Корниевич был задушен. Его крест в момент сопротивления угодил под пальцы убийцы, и вследствие оказанного давления оставил порезы на коже.

– Задушен? – эхом откликнулся на слова профессора Михайлов. – Но как же результаты вскрытия, Матвей Евграфович? Генерал Корниевич умер от передозировки кокаина…

– Который его, видимо, заставили принять, – спокойно закончил за молодого человека Головацкий.

– Симаков?

– Очень может быть. Хотя я, знаете ли, господа, склоняюсь больше к мысли, что человеком с легкой хромотой был не генеральский адъютант. Или, во всяком случае, не капитан Симаков.

– Я не заметил хромоты ни у одного из адъютантов, – мрачно произнес Орлов.

– Стало быть, это был кто-то извне. Да-с… Покойный Симаков определенно мог бы внести ясность в ситуацию. Он или камердинер Корниевича.

– Поговорить с ним еще раз?

– Не стоит, Тимофей. Я думаю, он сказал вам уже все, что счел нужным сказать.

Осторожный стук в дверь прервал дискуссию, и Головацкий вскинул подбородок:

– Да-да!

– Там к вам посетитель, Матвей Евграфович. Некто господин Солодовников. Он говорит, что вы просили его…

– Просил, просил, – Головацкий поднялся с кресла. Узлы его шейного платка разъехались в разные стороны и выбились из-под ворота сюртука, но он, казалось, не обратил на это ни малейшего внимания. В глазах профессора появился живой огонек. – Это очень кстати. Да-с… Пригласите его сюда, Глафира Карловна. А вы, господа, – обратился Матвей Евграфович к двум своим подручным, – будьте добры, пройдите пока вот сюда, за перегородку. Я хочу, чтобы вы слышали наш разговор, но не присутствовали при нем. Господин Солодовников – фармацевт, и я надеюсь почерпнуть из общения с ним информацию о возможности приобретения кокаина в обход аптечных сетей. Уверен, что генерал Корниевич пользовался именно таким каналом.

Ничего больше Головацкий не пояснил. Приоткрыв скрытую в стене дверь, он жестом пригласил Михайлова с Орловым пройти внутрь. Молодые люди молча подчинились. Матвей Евграфович плотно прикрыл за ними створку и обернулся. Обернулся как раз в тот самый момент, когда Солодовников, пожилой господин с подстриженными по косой бакенбардами, шаркая ногами, неторопливо переступил порог профессорского кабинета. Фармацевту было за шестьдесят. Он носил очки и постоянно комкал в правом кулаке носовой платок, время от времени используя его для того, чтобы промокать нижнюю трясущуюся губу.