Хитроплеты, которые как никто другой знали вулканы, всячески старались не привлекать их внимания. Даже имена детям давали такие, чтобы походили на звуки природы. Горы, заслышав их, думали, будто это пение птиц, вздохи ветра или журчание воды. Хитроплеты твердо верили, что строительство фермы при дворе Повелителя Облаков может очень сильно его разгневать. Поэтому Плетеные Звери и затеяли с земледельцами игру вроде шахмат: украдкой передвигали метки, путая границы участков, и никто уже не знал, где чей начинается и заканчивается.

Однако это не шло ни в какое сравнение с секретом Арилоу. Хатин, к счастью, хватило присутствия духа, чтобы мотнуть, а не кивнуть головой.

Миледи Пейдж тихонько фыркнула, предупредив:

– Я за тобой слежу.

Затем она устало взмахнула рукой, прогоняя Хатин, и та вприпрыжку помчалась дальше по улице. Сердце ее грохотало в груди. В прощальных словах миледи Пейдж больше всего напугал не намек на угрозу, а то, что прозвучали они на хитроплетском, – неуклюже, с акцентом, но все же на хитроплетском. Пейдж могла от случая к случаю обронить фразу-другую на этом наречии, но все равно никто не мог знать, насколько хорошо она его понимает.

Хатин передернула плечами, словно пытаясь стряхнуть с себя, как шаль, взгляд Пейдж, затем поспешила скрыться от любопытных глаз и направилась в единственную таверну, достойную гостей вроде инспектора Скейна и Минхарда Прокса.

К воротам таверны была привязана шестифутовая темно-желтая птица-слон со сколотыми когтями – эпиорнис. Там, где ремни протерли оперение, проглядывали полосы бледной кожи. Значит, птица – вьючная. Хатин осторожно, стараясь держаться на значительном расстоянии от тупого клюва, двинулась мимо. Эпиорнис выгнул длинную, точно лук, шею и смотрел на девочку из-под пшеничных ресниц свирепым и глупым взглядом.

– Мир-я, – окликнула Хатин двух мужчин, беседовавших в дверном проеме. Это было общее приветствие на просторечи.

– Торг улица, – едва взглянув на нее, ответил один. – Внутри-нет. – Он сделал жест пальцами, словно надеялся таким образом прогнать Хатин, не подпуская ближе.

– Торг-нет, – пообещала Хатин и показала пустые руки. – Смотри, нет торг-раковина.

– Резон-пришла? Резон сам-одна? – Хитроплеты из деревень редко выбирались на дорогу до Погожего без товара и еще реже заходили в город в одиночку, без компании, в которой странствовать было безопаснее.

– Ты, девочка, гора-корми-резон, да? – сказал один. Ну, хоть сейчас они улыбнулись. – Я-видь, ты цени-смотри друг-я. Хват-забери-он? Да, она вот-час плечо-закинь-ты и беги-неси холм. Спаси-бег, друг, пока она хват-забери-нет.

Оба разразились хохотом при мысли, что малявка из племени хитроплетов похитит дородного горожанина и принесет его в жертву. Это была шутка, но сквозь смех угадывались нотки недоверия и страха.

Скоро выдадут фразу пожестче и поострее, и это по-прежнему будет чем-то вроде развлечения. Затем выскажут замечание – как удар под дых, но преподнесут его тоже как шутку. И под конец, если она попытается уйти, ее поймают, и никто и не подумает останавливать задир, ведь это – обыкновенное веселье…

Хатин присмотрелась к одному лицу, затем к другому, ее улыбка напряженно и осторожно расползалась по лицу. Она все никак не могла привыкнуть к тому, как появляются и пропадают улыбки на лицах горожан. Она ощущала опасность, словно эти люди могли в любой момент взбеситься. Их не украшенные ничем зубы казались голыми и голодными.

К счастью, в этот момент к Хатин приблизились двое незнакомцев. Их хитроплетские одеяния были поношенными и покрытыми красной летней пылью. Глядя на их худые босые ноги, Хатин задумалась, как в Жемчужнице и прочих деревнях хитроплетов переживают нынешний сезон – ведь у них нет госпожи Скиталицы, которая принесла бы селению лишнюю монету или еду. Зато эти двое мгновенно оценили ситуацию: они поприветствовали Хатин как младшую сестру и инстинктивно встали по обе стороны от нее – загнанные звери всегда прикрывают собой молодняк.

Для начала Хатин справилась о родне папы Раккана. Говорила она на просторечи, ведь меньше всего хитроплетам доверяют, когда слышат, что они переговариваются на родной речи. Но стоило отойти чуть дальше и все трое, словно три выдры, нырнувшие с берега в серебристые воды, вернулись к текучему хитроплетскому.

– Значит, девочка, это в твоей деревне хитроплетская госпожа Скиталица? – таким был первый вопрос.

– Да… она моя сестра. Ее прежде ни разу не испытывали, и матушка переживает, как бы инспектор не отправил ее разум к вулкану или далеко в море, откуда она не сумеет вернуться. Может быть, вы что-нибудь знаете о проверках? Поведаете мне, чтобы матушка перестала волноваться и не спать по ночам?

Один из носильщиков, высокий мужчина, сделал ей знак мимолетным взглядом, интересуясь, действительно ли она хочет знать больше и понимает ли всю опасность. Хатин помедлила мгновение, – что если миледи Пейдж незримо подслушивает их разговор? – но тут же еле заметно прикрыла глаза в знак согласия.

– Проверок всего пять, по одной на каждое чувство. Им важно понять, как и чему научили детей в школе Маяка.

Как учить детей-Скитальцев, особенно тех, кто еще не вернулся в тело, родители себе не представляли. Однако юные и необученные Скитальцы инстинктивно тянулись к ярким огням, и вот Совет Скитальцев распорядился, чтобы на одной из гор еженощно зажигали огромный маяк – дабы привлекать блуждающие разумы. Так, на час-другой, после захода солнца, каждый ребенок Скиталец на этом острове «посещал» далекую школу, получая уроки от педагогов, которые не видели своего ученика и не знали по имени.

Когда-то Хатин старательно пыталась убедить себя, что по ночам, когда зажигается маяк, Арилоу и правда меняется в лице, что разум ее находится в школе с другими детьми. Но по-настоящему она в это не верила уже очень давно.

Носильщик принялся загибать пальцы, по-прежнему обращаясь к Хатин легко, словно к младшей сестренке:

– Первым делом доктор Скейн проверяет нюх. Помощник закапывает под разноцветными камнями поблизости три небольшие склянки, а Скиталец должен зарыться носом под землю и описать, чем пахнет каждая из них.

Потом идет ощупывание. У инспектора при себе три ларчика, запечатанные и темные, и Скиталец, не вскрывая их, должен вызнать, что в каком лежит – одним только «прикосновением».

Затем подвергают испытанию вкус. Будет три закупоренные бутылки: в двух – желтое вино, а в третьей – разбавленный мед. Вашей госпоже Скиталице предстоит узнать, в какую из них налита сладкая вода.

Далее – зрение. Инспектор велит Скитальцу мыслеуйти на милю-другую. Найти то, что ранее там оставил господин Прокс и описать это.

Напоследок – слух. – Носильщик снова взглянул на Хатин, отчего она зарделась. Хитроплеты там или нет, но он был из другой деревни, и сейчас, наверное, задумался: не хотят ли обмануть инспектора. Оставалось надеяться, что его верность племени сильнее преданности нанимателю. – Инспектор отсылает кого-нибудь – обычно господина Прокса – туда, откуда его не услышат, и тот принимается повторять одно слово. Скиталец должен мыслеподлететь к нему и подслушать.