Однако появился этот косматый Оболенский, и все планы пошли прахом. Полицейский оперативник не понравился Юрьеву с первого взгляда. Было в нем что-то такое, чего подполковник никогда не находил в себе. Врожденная, заложенная не одним поколением предков интеллигентность. Юрьев, родившийся и выросший в деревне, попавший в Службу после армии по анкетным данным, много лет старательно изничтожал в себе крестьянина, учился носить костюмы и завязывать галстуки, пользоваться носовым платком и столовыми приборами, поддерживать непринужденный «светский» разговор. Подполковник старательно и трудно растил в себе интеллигента. Оболенскому же не было нужды тратить на это время. Он просто был таким, каким старался стать Юрьев. Разве это не повод относиться к сопернику с неприязнью?

Пользуясь служебным положением, Юрьев просмотрел в кадрах УВД личное дело майора Оболенского. Из военных в милицию, а потом и в полицию пришел уже капитаном, майора получил в положенные сроки…

Насторожил один момент – специальность, указанная в дипломе о высшем образовании. «Переводчик-референт», значилось в документе об окончании Среднесибирского общевойскового. Юрьев был немало наслышан о том, какими именно «переводами» занимаются выпускники спецфакультета. А в Чечне, где Юрьев был в трехмесячной командировке, довелось и пересекаться с этими самыми «переводчиками», наблюдать их «работу». Общее впечатление – не люди. Звери. Хотя, опять же, в личном общении – милейшие ребята, которых даже после самой ударной дозы спиртного невозможно вывести из себя.

В то же время сам Оболенский в восприятии Юрьева никоим образом не ассоциировался с теми, «чеченскими» знакомцами. Субтильный интеллигент, сноб, высокомерно поглядывающий на этот мир из-за непроницаемых стекол солнцезащитных очков, которые не снимал ни зимой, ни летом.

Так что Юрьев не просто не любил – он тихо ненавидел Оболенского. И, как это ни странно, побаивался. Неизвестное всегда страшит. А этот мент и был из разряда того самого, неизвестного…

Однако подполковник не терял надежды. Глядишь, этот высокомерный космач допустит ошибку… Точнее, уже допустил. Посадят его, как пить дать посадят! В этой стране все прощается только депутатам, а вот сами депутаты – никому.

Разумеется, Даша будет горевать. Какое-то время. Главное – в это время оказаться рядом, подставить плечо, помочь, посочувствовать. А там, глядишь, и все сложится. Только не спешить, не «зажигать», как говорят в том мире, к которому намного ближе Максим Оболенский…

– …Основные версии происшедшего две. – Даша на ходу рассказывала Максиму о своих наработках по делу. – Первая связана с жилищным вопросом. Зинаида Григорьевна только что оформила сделку по продаже квартиры. И если она не успела получить все деньги… Сам знаешь, как это бывает.

Максим только кивнул в ответ. Знает. Приватизация, в лихорадочном темпе проведенная господами-демократами, породила новые виды преступности. Один из них, получивший наибольшее распространение, – аферы в жилищной сфере. Все просто – забери чужую квартиру и продай. Вот и старались. Причем преступников, действующих в этой области, не останавливали ни возраст, ни социальное положение жертвы. Главное – нажива, а морально-этические нормы… Они остались где-то в дореформенном прошлом.

– …Вторая версия – месть, – увлеченно продолжала Даша. – Но там все сложнее. Насколько я понимаю, Зинаида Григорьевна в суде проработала не один год и даже не одно десятилетие. Причем имела репутацию судьи жесткого и принципиального. Так что в этой сфере врагов у нее может быть великое множество.

– Думаешь, Мария Ефимовна поможет нам с этим разобраться? – спросил Оболенский.

– А кто еще? – Даша даже удивилась. – Они ведь вместе чуть ли не с детства! Судья – и ее секретарь. Дружили… Кому, как не ей, знать?

– Тоже верно, – согласился Максим.

Секретаря Малышевой и единственного очевидца преступления – Марию Ефимовну Лукину – вчера не допросили. И не потому, что девочка из «районки» непрофессионально сработала и упустила этот момент. Происшествие повергло пожилую женщину в шок. Скакнуло давление, прихватило сердце… Лукину увезла реанимационная бригада «Скорой». Разговаривать с ней разрешили только сегодня, да и то в присутствии и под контролем врача.

– Вот! – Максим указал на дверь, украшенную табличкой «Ординаторская». – Нам, наверное, сюда.

Первой вошла Даша. В небольшом кабинете за одним из нескольких столов сидела молодая, вряд ли намного старше следователя, женщина в белом халате.

– Здравствуйте, – обратилась к ней следователь.

– Здравствуйте. – Врач придирчиво осмотрела вошедших, после чего спросила, обращаясь к Даше: – Вы Шелест?

– Да, – ответила девушка и полезла было в карман за удостоверением, но врач остановила ее жестом.

– Не надо… Я и так вижу, откуда вы. – Сегодня Даша надела форму, которая, кстати, была ей очень к лицу. – А… молодой человек?

– Оперативник. Из милиции. То есть из полиции…

Врач только головой покачала. Было заметно, что она изрядно удивлена. Оно и правильно. Обыватель – а врач такой же обыватель, как и представители многих других профессий, – привык к другим ментам. К тем, чьи имена знает вся страна. Дукалис, Соловец, этот… Как его? Мухомор, короче. Вот. Коротко подстриженные, прилично одетые, и лица такие… Одухотворенные… А этот – черные джинсы, черная рубашка, короткая куртка из тончайшей кожи все того же универсального цвета. Легкая, но тем не менее заметная небритость. Солнцезащитные очки с зеркальными стеклами, закрывающие почти половину лица. И – длинные волосы, собранные на затылке в «конский хвост». Рокер не рокер, панк не панк… Но на мента никак не тянет. На полицейского – тем более.

Однако вслух врач свои сомнения в отношении личности Оболенского высказывать не стала. Ограничилась нейтральным:

– А его присутствие обязательно? – И коротко кивнула, принимая уверенное Дашино «да!». – Вот халаты, набросьте… – И, пока они облачались в халаты, начала инструктировать: – Постарайтесь недолго. И избегайте острых вопросов. Она до сих пор в стрессовом состоянии. Если я увижу, что ей стало хуже, ваш допрос будет немедленно прекращен.

Следуя за врачом, прошли в палату. Там стояли две койки, но одна, у окна, пустовала, а на второй, ближе к двери, лежала Мария Ефимовна.

– Здравствуйте, Мария Ефимовна, – поздоровалась Даша. – Я старший следователь областной прокуратуры Дарья Шелест. Мне необходимо задать вам несколько вопросов…

В глазах пожилой женщины заметался страх. Она беспокойно закрутила головой, жалобно глядя на врача. Та молча стояла в стороне.

– …Вы работали с Зинаидой Григорьевной Малышевой. Даже дружили. Скажите…

– Зина! – Глаза женщины наполнились слезами, губы задрожали. – Господи, Зина! Кровь!..

– Всё! – шагнула вперед врач. – Я запрещаю!

– Молчать! – резко приказал Максим.

Врач от неожиданности тут же замолчала. А Оболенский шагнул вперед, взял ладонь Марии Ефимовны в свои руки, осторожно, почти ласково разогнул судорожно сжавшиеся пальцы.