В течение последних нескольких часов Сынок изучал сгоревшее здание, испытывая удовольствие, к которому примешивалась малая толика вожделения. Сейчас он размышлял о шуме пожара. Перекрытия обрушились с оглушительным грохотом, но его никто не слышал. Огонь гораздо громче, чем о нем думают. Он заполняет ревом весь слух, когда языки пламени подбираются, скажем, уже к коленям.

А какие у пожара запахи! Сынок вдохнул полной грудью сладостный аромат обугленного дерева, горелой пластмассы и окислившегося металла. Наконец, неохотно очнувшись от мечтаний, он внимательно присмотрелся к ковбою. Тот снимал на видеокамеру брандмейстера, который давал указания уставшему пожарному поковыряться в куче мусора «халлигеном», инструментом, представляющим собой сочетание багра и топора на длинной ручке. Это орудие изобрел Хьюи Халлиген, один из лучших пожарных всех времен и народов, гордость управления пожарной охраны Нью-Йорка. Сынок относился к своим врагам с уважением.

И ему было многое известно о них. Так, в частности, он знал, что в городе Нью-Йорке двести пятьдесят брандмейстеров. Были среди них плохие специалисты, были и хорошие, но вот этот, по фамилии Ломакс, был настоящим мастером своего дела. На глазах у Сынка брандмейстер сфотографировал кусок обугленного дерева, словно перекушенный острыми зубами аллигатора. Черт возьми, Ломакс сразу же обратил внимание именно на него. Черные щербины на поверхности дерева были большие и блестящие — то есть, пламя распространялось быстро, и температура его была очень высокая. Полезный материал для следствия. И для суда — если Сынка когда-нибудь поймают.

Схватив шестифутовый багор, брандмейстер разбил окно первого этажа и посветил фонариком внутрь.

Несколько лет назад в управлении пожарной охраны Нью-Йорка было создано специальное подразделение «красных кепок». Брандмейстеры в красных бейсбольных кепках начали патрулирование районов города с высоким уровнем поджогов. В те дни Сынок еще только постигал азы своего ремесла; он был рад возможности узнавать брандмейстеров издалека. Теперь пожарные одевались как обычные полицейские в штатском, но у Сынка уже было достаточно опыта, чтобы распознавать врага и без красных кепок. Сейчас он по одному взгляду в глаза понимал, что этот человек превратил пожары в дело всей своей жизни.

Он или борется с ними, или их устраивает.

Встревоженный, взмокший от пота, Сынок с опаской смотрел на большую видеокамеру в руках ковбоя. От нее шел провод к аккумуляторной батарее в холщовой сумке. Это была не дешевая любительская игрушка, а дорогая профессиональная камера. Настоящая вещь.

«Кто ты такой, Джо Бак?[3]И что ты здесь делаешь?»

Сынок потел все сильнее (что его нисколько не беспокоило, хотя в последнее время он стал очень много потеть), и у него начали дрожать руки (а вот это ему уже не нравилось, потому что человеку, зарабатывающему на жизнь изготовлением зажигательных устройств, никак нельзя иметь дрожащие руки).

Наблюдая за тем, как высокий, худой ковбой снимает со всех ракурсов сгоревшее здание, Сынок пришел к выводу, что испытывает к нему ненависть в первую очередь за его рост, а не за то, что он запечатлевает на пленку дом, который Сынок только что спалил дотла.

Однако, в глубине души он надеялся, что кадры получатся очень впечатляющими; Сынок гордился этим маленьким костерком.

Устроив поджог и выскользнув из вестибюля на улицу, он спрятался на строительной площадке напротив и включил портативный радиосканер, позволяющий прослушивать переговоры специальных служб. Сынок узнал, что диспетчер присвоил пожару вторую категорию сложности: вызов 10–45,[4]код 2. Категория его очень обрадовала — она означала, что пожар сильный, — но вот код Сынка разочаровал. «Двойка» означала, что погибших в огне нет, только пострадавшие. Код 1 означал смерть.

Ковбой продолжал снимать пепелище еще несколько минут, затем, выключив большую камеру, убрал ее в сумку.

Сынок снова посмотрел на брандмейстера и его дружков — господи, этот педераст-заместитель просто огромный! Ломакс распорядился вызвать экскаватор и как можно скорее начать разбирать завалы. Сынок мысленно отметил, что при расследовании подобного пожара это совершенно правильные действия.

Однако его беспокойство все возрастало и возрастало; вскоре оно осталось единственным чувством. Точно так же заполняется дымом коридор — только что все было чисто, и вот уже дым плотный как вата.

Но причиной беспокойства были не Ломакс и не его огромный заместитель. Все дело было в ковбое.

«Я его ненавижу. Ненавижу, ненавижу, ненавижу, ненавижу-ненавижу-ненавижу!»

Закинув забранные в хвостик длинные светлые волосы через плечо, Сынок трясущейся ладонью вытер мокрый от пота лоб и стал протискиваться сквозь толпу поближе к ковбою. Дыхание его участилось, сердце колотилось в груди все сильнее. Вдохнув в легкие пропитанный дымом воздух, Сынок медленно выпустил его через рот, наслаждаясь вкусом, наслаждаясь запахом. Он схватился за желтую полицейскую ленту, и ей тотчас же передалась охватившая его дрожь. «Перестань, перестань, перестань, перестань-перестань-перестань!»

Он искоса взглянул на ковбоя. А не такой уж тот и высокий. Разница в росте у них меньше фута. Дюймов десять, если Сынок распрямится. А то и девять.

Внезапно между ними пропихнулся еще один зевака, и Сынок оказался оттерт в сторону. Зевакой была молодая женщина в дорогом темно-зеленом двубортном костюме. Современная деловая женщина.

— Все это ужасно, — сказала она. — Просто жуть!

— Вы видели, как это произошло? — спросил ковбой.

Женщина кивнула.

— Я как раз возвращалась домой с работы. Я работаю в аудиторской фирме. А вы журналист?

— Нет, я снимал фильм о жильцах этого дома.

— Фильм. Прикольно! Документальный? Меня зовут Алиса.

— Пеллэм.

«Пеллэм, — мысленно повторил Сынок. — Пеллэм. Пел-лэм.» Он твердил, пережевывал эту фамилию до тех пор, пока она, словно верхушка колонны дыма, не скрылась из виду, оставаясь здесь.

— Сначала, — продолжала женщина, глядя в вытянутое лицо ковбою — Пеллэму, — сначала казалось, будто ничего страшного не произошло. И вдруг, огонь был уже всюду. Я хочу сказать, вспыхнул сразу весь дом.

У нее в руке был тяжелый чемоданчик с тисненной золотом надписью «Эрнст и Янг». Свободной рукой женщина возбужденно теребила прядь коротких рыжих волос. Сынок украдкой взглянул на закатанное в пластик удостоверение, болтающееся на ручке.

— Где именно это началось? — спросил Пеллэм.

Женщина по имени Алиса кивнула.

— Ну, я увидела, что пламя пробилось через окно вот здесь.