Закрыв руками уши, чтобы больше не слышать ни слова, Сара бросилась было вон из комнаты, но на пороге возникла чья-то тень. Перед ней стоял Киддин, ее старший брат.

Ему было пятнадцать лет, но на вид ему можно было дать на два или три года больше. Хотя вместо бороды у него на щеках рос прозрачный пух, он был красивым и выглядел, как настоящий молодой вельможа Ура, старший сын большого дома. У него были правильные черты лица, мускулы на плечах, руках и бедрах выдавали в нем будущего воина. Киддин обожал борьбу и тренировался каждый день. Он тщательно ухаживал за своей шевелюрой, следил за своим взглядом и голосом, умел красиво говорить и контролировать свои движения. Сара давно заметила, как он старался, чтобы ткань его тоги на обнаженном правом плече подчеркивала его тонкую кожу и вызывала у женщин желание дотронуться до нее. В доме его больше всего заботило, чтобы каждый соблюдал уважение к его рангу старшего сына. Даже Силили, которая не боялась никого, кроме Ишби Сум-Узура, старалась никогда не задевать его.

Холодным голосом Киддин объявил:

— Здравствуй, сестра. Наш отец просит тебя прийти к нему, потому что он собирается принести в жертву баранов, чтобы узнать твоего будущего мужа. Прорицатель уже в храме. Он пьет и натирает себя благовониями.

Сара открыла рот, чтобы задать мучивший ее вопрос, но с ее губ сорвалось только приветствие: «Здравствуй, брат». В глазах Киддина вспыхнула веселая улыбка, напомнившая о том, что он был еще совсем мальчишкой.

— Приготовься. Я скоро вернусь за тобой.

Он повернулся и вышел из комнаты, как настоящий вельможа, привыкший оставлять за собой последнее слово.

* * *

Отец Сары работал в небольшой загроможденной комнате. Вдоль двух стен стояли полки, сплошь заставленные глиняными табличками. Письма, контракты, счета, — все, что делало из Ишби Сум-Узура человека, которого боялись и уважали.

На длинном столе из эбенового дерева слуга вдавливал в матрицу глиняный шар. Рядом с ним стояли ящики со свежей глиной, прикрытые влажным полотном, бронзовые ножи, стаканы с большими и маленькими перьями для письма на глине. С другой стороны стола писец ловкими точными пальцами вырезал на глине слова.

Сара услышала голос отца, диктовавшего писцу:

— …муж может прийти в дом и жить в нем как желанный сын…

Сара нарочито громко хлопнула дверью.

— Дочь моя!

Под длинной черной, аккуратно завитой бородой, двойной подбородок отца раздулся от удовольствия. Ишби Сум-Узур сделал слугам знак удалиться. Писец и его помощник быстро набросили влажное полотно на недоконченную работу и исчезли, несколько раз низко склонившись перед Сарой. Ишби Сум-Узур широко развел руки, повторяя слова, которые лились из его уст, как мед:

— Моя дочь, моя первая дочь, которую я выдаю замуж?

— Я рада видеть тебя, отец.

Это было правдой. Она всегда была рада встрече с отцом.

Нельзя сказать, чтобы ее отец был необыкновенно красивым мужчиной. Он был чуть выше Сары, и его плотное тело свидетельствовало о недостатке физических упражнений, а также о склонности к обильной пище. Пиры он любил устраивать по любому поводу. Но он обладал той привлекательной осанкой, которую дают могущество и принадлежность к благородному роду Ура. Глаза его, густо подведенные сурьмой, выражали уверенность человека, не сомневающегося в своей силе и привыкшего к повиновению. Сегодня он был одет в изумительной красоты тунику, отороченную разноцветной вышивкой, с серебряными желудями — знаками отличия чиновников первого ранга. Рядом с его нарядом, платье Сары, хоть и из тонкого полотна, выглядело почти простым.

Сара гордилась своим отцом, гордилась тем, что она его дочь и, хотя ее старший брат Киддин был первым ребенком Ишби Сум-Узура, Сара не сомневалась в том, что она была первой в его сердце. И она очень любила получать тому доказательства с его стороны.

Она склонилась перед ним в почтительном приветствии, может быть и несколько преувеличенном, но вызвавшем довольное похмыкивание отца.

— Как ты красива, дочь моя. Эжиме сказала, что ты хорошо вела себя в красной комнате. Молодец. Я доволен тобой. А ты, ты довольна мной?

Сара вдохнула аромат мирта, которым он щедро надушился, и в ответ только взмахнула ресницами.

— И это все? Я велел выстроить для тебя самую прекрасную комнату во всем доме, и это вся твоя благодарность?

— Мне очень нравится комната, отец мой. Особенно кровать. Там все красиво. И сундук и платья. Все. Я обожаю тебя, отец.

— Но..? — вздохнул Ишби Сум-Узур, умевший читать в своей дочери, как на глиняных таблетках царских писцов.

— Но, дорогой отец, я ничего не знаю о муже, который придет туда. Может быть, от того, каким он окажется, моя кровать покажется мне не такой прекрасной, а моя комната мне покажется хуже глинобитной хибарки в нижнем городе.

От удивления брови Ишби Сум-Узура округлились, прежде чем то ли от жалобы, то ли от смеха затряслись желуди на его тоге.

— Сара! Сара, дочь моя! Ты так никогда и не изменишься?

— Отец мой, я только хочу знать, кого ты выбрал мне в мужья и почему. Разве я не имею на это права?

В голосе Сары не было ни слез, ни покорности. Напротив, Ишби Сум-Узур, различил в нем вибрирующие нотки, которые он хорошо знал. Он сам умел говорить таким тоном, когда ждал непреложного подчинения своим приказаниям.

Прикрыв глаза веками, он помолчал, как обычно делал это, чтобы произвести впечатление на своих подчиненных. Во дворе раздались приветственные крики. Очевидно, начинали съезжаться гости. Сара положила свою маленькую руку на большую кисть отца. Он выпрямился со всей торжественностью, на какую только был способен.

— Отец выбирает для своей дочери мужа по-своему собственному разумению. Тот, кого я выбрал для тебя, мне подходит. А раз он подходит мне, то он подойдет и тебе.

— Я только хочу увидеть его лицо.

— Ты вдоволь насмотришься на него за свою супружескую жизнь.

— А если он мне не понравится?

— Замужество — не каприз. Мужа выбирают не потому, что у него красивый нос.

— Кто говорит о носе? Разве не ты научил меня распознавать судьбу человека по его лицу и походке?

— Вот и доверься мне. Я сделал хороший выбор.

— Отец, пожалуйста!

— Хватит! — уже по-настоящему рассердился Ишби Сум-Узур. — Ты что вообразила? Что я поведу тебя к нему, чтобы ты рассмотрела его лицо? Да защитит меня Могущественный Эа! Может быть, ты хочешь, чтобы я разослал по всему городу глашатаев, чтобы они сообщили всем, что Ишби Сум-Узур передумал, что он больше не выдает свою богиню-дочь замуж, потому что ей не нравится муж, которого он ей выбрал!.. Сара! Сара!.. Не гневи богов своими глупостями.

Он отвернулся, в бешенстве схватил свежую глиняную табличку, над которой только что работал его писец, и потряс ее перед лицом Сары.