– Нет человека, который любил бы наше царство больше, чем вы, ваше превосходительство, и служил бы ему лучше. – В витиеватом комплименте полковника Хадджадж почувствовал скрытое несогласие с его позицией. Но Мухассин продолжал как ни в чем не бывало: – Веками проклятые ункерлантцы были нашими северными соседями. А с Альгарве у нас границ нет. Так кого же нам больше бояться – короля Мезенцио или конунга Свеммеля? Разве не в этом ваше кредо?

– Да, это так. И Мезенцио даже в самом плохом настроении намного лучший суверен, чем Свеммель в самом благом расположении духа, – ответил Хадджадж. Полковник рассмеялся, но министр не поддержал его. – Но если война будет продолжаться, то признайтесь: наша граница рано или поздно вполне может стать границей с Альгарве.

– Ну-у-у… – Улыбка Мухассина стала кислой. – Я бы не удивился, случись что-то подобное. Альгарве движется победным маршем на запад, так? Все же, как бы то ни было, они в качестве соседей намного приятнее ункерлантцев. Да, они носят одежду, но у них имеется определенное благородство и понятие о чести.

Хадджадж поперхнулся смешком. Мухассин по-своему прав. И у Зувейзы, и у Альгарве было в традиции воевать с соседями, когда те ослабевали, и устраивать гражданские войны, когда соседи набирали силу. Неправда, что ункерлантцы плохие солдаты, они отлично умеют воевать. И не видать бы Зувейзе свободы, не случись Войны близнецов, когда Киот со Свеммелем, оба претендуя на трон, решили выяснить, кто из них старше. Но никогда ункерлантцы не воевали ради самой войны, как было заведено у Зувейзы и Альгарве.

– Пора, ваше превосходительство, отдых окончен! Лагерь вон за тем холмом! – прервал его мысли Мухассин и пинком заставил своего верблюда подняться на ноги. Свое возмущение тем, что его снова заставляют работать, упрямое животное выразило таким воплем, словно его отдали на расправу палачам короля Елгавы. Хадджадж тоже поднял своего верблюда, и тот разразился не менее ужасным криком. Министр поморщился: хоть его древние пращуры и были кочевниками, этим капризным тварям он явно предпочитал благоустроенные караван-вагоны.

Однако Зувейза сама перекрыла свои становые жилы, когда Ункерлант двинулся на север. Маги короля Свеммеля восстановили часть из них, но тут же снова перекрыли, как только Зувейза двинулась на юг. Теперь обнаженные черные колдуны опять пытались восстановить то, что было разрушено альгарвейскими магами. Зато вот верблюда заставить работать или наоборот никто не в силах – разве что силы горние иногда дают себе труд подчинить упрямую скотину ее хозяину. Однако, какой бы несносной ни была эта тварь, Хадджадж все же предпочитал ехать верхом, чем плестись пешком.

А в лагере его уже ждали комфортабельная палатка и большая бутыль финикового вина. Хадджадж припал к ней и выхлебал всю, не отрываясь. В Альгарве он научился разбираться в сортах вин и выбирать самые изысканные. Эта же бурда была терпкой и в то же время приторно сладкой. Ее в Зувейзе подавали чаще всего, и Хадджадж пил и не кривился: вкус вина напоминал ему о клановых сборищах его детства. Да, заезжий альгарвеец отворотил бы нос от подобного пойла, но ведь он-то не заезжий альгарвеец. Для него это был вкус родного дома.

Генерал Икшид, начальник Мухассина, дождался, когда Хадджадж приведет себя в порядок, и тогда лишь явился с приветствиями. Генерал выставил на стол еще вина и угостил гостя чаем с ароматом мяты и крошечными пирожными, которые на вкус были ничуть не хуже тех, что готовили в царском дворце. Хадджадж наслаждался неторопливым ходом ритуала застолья: как и финиковое вино, здесь все было до боли родным.

Икшид был чуть старше Хадджаджа и брюшко имел чуть побольше, но выглядел еще молодцом.

– Мы гоним их, – сказал он, когда время приличествующей моменту светской беседы подошло к концу. – Мы гоним их. И Альгарве гонит их. Все дальше на юг. Даже Янина гонит их, на что я уж никак не надеялся. Свеммель – конунг недобитков, в чем я ему нисколечко не сочувствую.

– Однако кое-кто в Зувейзе, глядя на побитых ункерлантцев, скорбит, – заметил Хадджадж. И задумчиво добавил: – Пусть уж наши союзники правят на захваченных ими землях – они более милосердны. Конечно, было бы еще лучше, если бы сами ункерлантцы были милосердны.

– Если приходится выбирать между двумя ублюдками, выбираешь того, кто дает тебе больше благ, – отозвался Икшид совсем в духе Мухассина.

– Да, и этого достаточно для оправдания наших поступков, – промолвил Хадджадж, глядя на восток, откуда наступало Альгарве. Затем он обратил взгляд к югу: туда отступал Ункерлант. – Единственное, на что нам остается надеяться, так это то, что мы делали правильный выбор, – заключил он со вздохом.

Подойдя к границе между Лагоашем и Куусамо, караван, в котором ехал Фернао, плавно затормозил и остановился. Куусаманские таможенники дружно устремились на досмотр пассажиров и их багажа.

– И в честь чего это все? – спросил чародей, когда очередь (впрочем, довольно быстро) дошла до него.

– Превентивные меры, – буркнул плосколицый коротышка. Звучало это, конечно, вежливее, чем «Не твое собачье дело», но информации содержало не больше. – Откройте, пожалуйста, ваши сумки.

Да, звучало это культурнее, чем жесткий приказ, но тем не менее не оставляло лагоанскому чародею никакой возможности ослушаться. Увидев рекомендательное письмо гроссмейстера Пиньейро к Сиунтио, таможенник вдруг весь подобрался.

– В чем дело? – осведомился Фернао, усилием воли подавляя стон: он-то надеялся, что письмо поможет ему, а не втравит его в неприятности.

– Пока не знаю, – ответил куусаманин и крикнул кому-то снаружи: – Эй, Лоухикко! Я нашел мага.

Оказалось, что этот Лоухикко тоже чародей – ранга второго, как на глазок прикинул Фернао: при досмотре багажа таможенный маг использовал заклинания, созданные гораздо более сильными чародеями, чем он сам. Коротко переговорив с инспектором по-кауниански, он кивнул Фернао и вышел.

– Он сказал, что ничего недозволенного вы не везете, – неохотно признал таможенник. Но тут же взял реванш: – Зачем вы приехали к нашим чародеям? Отвечайте сразу, не тяните и не выдумывайте отговорки!

– Это Куусамо или Ункерлант? – Фернао мрачно уставился в глаза таможенника, и тон его исключал малейший намек на шутку. Легкие в общении и сговорчивые куусамане очень не любили вопросов, поставленных ребром. – Я приехал, чтобы проконсультироваться с вашим блистательным чародеем по профессиональным вопросам, имеющим интерес как для меня, так и для него.

– Но сейчас идет война, – отрезал таможенник.

– Да, это правда, война. Но Куусамо и Лагоаш в ней не враждуют между собой.

– Но и не являются союзниками! – огрызнулся таможенник. И это тоже было правдой. Он смерил взглядом сидящего Фернао (как истинный куусаманин, он не считал, что рост лагоанцев, которые в среднем на полголовы выше куусаман, дает им какие-либо преимущества) и, с возмущением пробурчав себе под нос что-то на своем языке, перешел к досмотру багажа сидевшей рядом женщины.