«И вообще, — сказала она, — я теперь за тебя возьмусь, хватит вести монашеский образ жизни, пора выходить в свет, пора и пару заводить, а то скиснешь совсем и душой и телом».

Насчет монашеского образа жизни Тамара почти не преувеличивала: в круг моих интересов входили только моя работа и мои увлечения. Я работала в проектной фирме, окончив строительный факультет, и любила свое дело. Еще я любила театры, кино и литературу. И если усердие в работе находило одобрение у моих родителей, то вот остальное разве что не запрещалось: они считали, что это отвлекает от главного — от «стяжания Царства Божия». Но я не могла уразуметь, почему искусство входит в противоречие с Божьим Царством, и продолжала с увлечением читать и ходить в театры и кинозалы.

Пожалуй, только в одном я безусловно радовала маму с папой — не водила дружбу с мужчинами и не посещала злачных мест, таких как дискотеки и клубы. Что они думали о моем одиночестве в двадцать пять моих лет? А вот что: Господь усмотрит тебе пару, когда ты будешь к этому готова, говорили они. И добавляли: мужа нужно искать в лоне церкви.

Я не искала мужа. На брак с «благопристойным христианином» в расчете на то, что «любовь возникнет позже», я смотрела как на аморальный акт: так выходят замуж за деньги, положение в обществе и прочие привлекательные условия. Замуж нужно выходить по любви, и только, считала я, а любовь как основа счастливых отношений — это нечто абсолютно безусловное.

Две пережитые мною до сей поры влюбленности — одна в школе, другая в институте — принесли только разочарование и укрепили в мысли, что любовь должна быть как стрела, как лавина, как цунами — когда невозможно ее не заметить и невозможно усомниться: любовь ли это?

Кстати, так оно и произошло. Недаром сказано: ищите — и найдете. То есть — что ищете, то и найдете. Но все по порядку.

Наряжала меня Тамара. Платье нашлось в моем гардеробе, хотя тетушка и не одобряла мой вкус, а аксессуары она подобрала из своих. Мои обычно стянутые в хвост волосы она помыла и взбила с каким-то муссом, приговаривая: «Мне бы твои волосы, дуреха, что ты их прячешь под резинки?»

Косметикой я почти не пользовалась — только карандашом для глаз. Она тронула мои ресницы тушью, щеки — тональной пудрой, губы — помадой. Получился удивительный эффект: едва заметно, а лицо преобразилось. Мне понравилось. Тамара же была просто в восторге. Знала бы она тогда, что содеяла собственными руками… Хотя это я так, глупость сказала — дело-то не в этом.

* * *

Мы пришли в сияющее огнями — и внутри и снаружи — здание. Тамара сказала: «Будет тьма людей, не теряйся и не комплексуй, ты выглядишь роскошно».

Она знакомила меня с подходящими к нам и с проходящими мимо. Я удивлялась: надо же, оказывается, можно жить и так — в толпе, с разговорами ни о чем и о высших материях одновременно, с невообразимым количеством друзей и приятелей, с расписанными наперед встречами и делами. Разумеется, я не дикарка и знакома со всем этим из книг и кино — просто подобная жизнь проходила где-то рядом, параллельно моей.

Тамара стала чаще оглядываться по сторонам, и я поняла, что она кого-то ждет. Когда до церемонии открытия оставалось четверть часа, она потянула меня в холл к телефону.

Я стояла рядом и невольно слышала разговор.

— Алло. Кир?… Ты уже выезжаешь?… Почему?… Кир, ты обещал… Ты обещал… Но ты обещал!.. Завтра допишешь… Я прошу, Кир…Я умоляю… Нет, пить не будем… Даю слово. Хотя ты не представляешь, что тут будут наливать… Все, все!.. Обещаю… И тебе не дам… Кир… Я жду… Потом?.. Потом поеду к себе… Обещаю…Не буду… Нет. Правда.

Она повесила трубку. Ее лицо было напряженным — она не умела скрывать своих чувств. Пока я раздумывала, нужно ли что-то спросить или продолжать молчать, словно ничего не происходит, Тамара не выдержала тяжелой паузы и, видимо, не желая ставить в неловкое положение меня, сказала:

— У нас перестало клеиться.

Я посмотрела на нее. Она достала сигарету, помяла по своему обыкновению и прикурила.

— Он говорит, я мешаю ему работать. — Она помолчала. — Мы уже несколько месяцев врозь живем… так, встречаемся изредка, когда он соизволит… А я с ума схожу без него. — Тамара смотрела на оживленную темнеющую улицу и выпускала дым тонкой струйкой, которая плющилась о стекло. — Ты ведь еще не знаешь, что такое мужчина? — Она не дожидалась ответа, она знала, что это так. — Так вот он — всем мужчинам мужчина. — Она помолчала. — Но у него на первом месте работа. — Пауза. — И на втором. — Снова пауза. — И на третьем тоже.

Я вдруг с пронзительной остротой почувствовала ее боль, И подумала ни с того ни с сего, что не хочу любви, любовь — это больно.

На время церемонии мы расстались: Тамара произнесла речь в качестве куратора выставки, потом ее отвлекли на интервью, потом еще и еще.

Я сидела в глубоком кресле со стаканом мангового сока и старалась не потерять из виду тетушкину шляпу. Кто-то подошел ко мне и предложил полистать каталог выставки. Я разглядывала репродукции, поскольку на стенах ничего не сумела увидеть из-за огромной гомонящей пьюще-жующей толпы.

Кто-то положил мне руки на плечи. Я оглянулась — это была Тамара.

— Не скучаешь? — сказала она и, обойдя кресло, оказалась передо мной. — Познакомься, Кир, это моя племянница, Лиза. Лиза, это Кирилл… тебя по отчеству представить?

— Можно просто Кирилл, — сказал стоящий рядом мужчина и протянул мне руку.

Я принялась выкарабкиваться из низкого кресла, чтобы встать. Тамара засмеялась:

— Женщине позволительно оставаться в сидячем положении, когда ее…

Я уже не слышала, что она говорит — произошел какой-то катаклизм, похожий на внезапно наступивший вакуум.

Мне нужно было бы броситься опрометью, подобно Золушке, с того вернисажа, пока не пробил роковой час. Но я стояла как вкопанная, держась за руку Тамариного спутника, помогшего мне выбраться из уютных и цепких объятий мебели.

Вы догадались? Тут оно и случилось — это самое начало.

Можно называть, как кому нравится: сердце пронзила стрела Амура, или молния… в глазах потемнело, в ушах зазвенело… земля качнулась под ногами… словно волной захлестнуло… И так далее — не очень-то много этих штампов на самом деле. Но как же они точны в наивной своей простоте!

Я всегда отличалась особой чувствительностью в отношении людей. Вот только объяснить, почему, скажем, с этим человеком не стоит заводить дружбу, а с этим — деловые отношения, я не смогла бы. Чуяла, и все тут.

Что я почуяла в Кирилле? Тогда — не знала, сейчас знаю: мужское начало. Силу. Силу интеллекта, силу духа. И еще — трагедию. Не драму — Трагедию. С большой буквы.

Когда прошел первый шок, я постаралась взять себя в руки.

Тамара сняла с проплывающего мимо подноса три бокала с розовым мартини — бокалы для мартини я знала исключительно из рекламы.