Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Мы вошли в дом через раздвижные деревянные двери.
— Насть, а обувь? — напомнила Маша.
Пришлось вернуться ко входу и разуться. Чтобы пройти в следующую комнату, я взялась за раздвижную дверь, обтянутую бумагой. Материал оказался настолько хрупким, моя рука прошла сквозь него, как только я приложила силу не к тому месту. Такамото пришлось нам помочь. В следующей комнате мы увидели Окаду, сидящего по-турецки за низким столиком, по другую сторону которого сидела на пятках женщина. Её фигура терялась в складках одежды, по которым струились очень длинные волосы. Она встрепенулась, увидев нас:
— Ты не предупредил, что приедешь не один. Я позову Фуми.
— Он и без нас бы приехал не один, — шепнула я Маше.
— Видимо, слуг она за людей не считает, — ответила она мне, прикрыв рот рукой.
Женщина поднялась и маленькими шагами прошла в другую комнату, за очередными раздвижными дверями.
Мы присели на пятки за столик, одновременно присматриваясь к феодалу — не сочтёт ли он это наглостью с нашей стороны?
— Вы, должно быть, проголодались с дороги. Сейчас придёт служанка, и я велю принести вам еды, — проявил гостеприимство Окада.
— Рис или рис с рисом? — спросила я.
— Лапша! — резко ответил мужчина.
Он прошёл по комнате, проверяя, плотно ли закрыты двери.
— Значит, вы довезли нас сюда… Я так понимаю, мы теперь вам чем-то обязаны? Прошу вас, нам надо решить эти проблемы как можно скорее и идти по делам, — дипломатично сказала Маша.
— Я ведь ещё не понимаю, с хорошими или плохими намерениями вы сюда приехали, — сказал Окада.
— Неужели нас действительно считают опасными? Разве мы похожи на каких-нибудь ёкаев? — не понимала я.
— Перестаньте. Я прекрасно знаю, что ёкаи сами не вмешиваются в жизнь людей.
Послушался стук раздвижных дверей о стену, и в комнату вошла девушка лет восемнадцати. На ней были широкие красные штаны, подпоясанные высоко под грудью и простая белая рубашка с относительно маленькими рукавами.
Длинные волосы были зачёсаны назад и у шеи собраны в хвост полоской ткани.
— Чем я могу служить вам, Окада-сама? — спросила она.
— Фуми, принеси сомэн. И гостям тоже, — он кивнул в нашу сторону.
Служанка вышла с поклоном.
***
Оцухимэ вошла на женскую половину усадьбы, в общую комнату, куда выходили покои каждой её обитательницы. Наложницы Ёшикэзу, кто бы что ни делал, бросили свои занятия и собрались вокруг неё. Она прошла в глубь комнаты, села в расслабленной позе на кучу подушек и сообщила то, что от неё ждали:
— Приехал. Мрачный.
По комнате прокатился разочарованный вздох.
— Опять? — спросил чей-то грустный голос.
— Что же поделать… Нужно относиться к нему с пониманием, не перечить — такова наша женская доля! Кроме того, он приехал с кем-то.
— Он привёл новую женщину? — испуганно спросил кто-то.
Оцухимэ отвела взгляд.:
— Я пока не знаю, что у него на уме.
***
Пока мы с Машей наматывали на палочки лапшу, принесённую Фуми, со стороны приёмной в комнату вошёл Такамото.
— Окада-сама, вы меня звали?
— Нет, я не звал тебя, — ответил феодал.
— Извините, должно быть, мне послышалось.
— А уж не собрался ли ты подслушивать нас?
— Подслушивать? Мне, право, обидно, что вы подозреваете меня в столь непристойных намерениях.
— Тогда иди и скажи всем, чтобы собирались на площадке для тренировок.
— Уже ухожу, — Такамото выскользнул за дверь, заметив, что феодал начинает кипятиться.
Буквально через пару секунд он явился снова:
— Я забыл спросить…
Окада взял со стола маленький глиняный чайник и прицелился им в слугу. Тот мгновенно закрыл дверь с другой стороны.
— И чего всё так скрытно? Нас собираются отправить на Цусиму в качестве шпионов? — задалась вопросом я.
— Точно, как ниндзя! — у Маши загорелись глаза. — Это же одна из несбыточных мечт моего детства!
— Насколько жалкий человек захочет подражать этим трусам, неспособным сражаться лицом к лицу? — заткнул нас Окада. — Идите на женскую половину. Все вопросы задавайте Фуми.
***
Служанка провела нас в другое здание через длинный крытый коридор. Войдя, мы увидели женщин в количестве человек десяти. На нас устремились их взгляды: сомнительные, заинтересованные, недоверчивые. Несмотря на домашнюю обстановку, все они были почти при параде, одеты в яркие шёлковые одежды, по которым струились, как чернила, длинные чёрные волосы. Не обошлось и без макияжа: на их лицах были белила, а у кого-то и румяна в количестве разной степени скромности, брови были выщипаны, и новые, короткие и широкие, нарисованы намного выше места, отведённого им природой, почти под самой линией волос, рты были подчёркнуты красным пигментом, нанесённым только на середину, так что казалось, будто уголки губ отсутствуют.
— Вот здесь живут женщины Окады-сама, — объясняла нам служанка. — Вы уже видели его жену Оцухимэ. Живёт наш господин скромно — помимо неё у него только девять наложниц.
— Спасибо, Фуми. Дальше я объясню сама, — сказала Оцухимэ.
— Вам нужно что-нибудь, химэсама? — спросила служанка.
— Нет. Я позову тебя вечером, — сказала жена феодала.
Фуми вышла, пройдя между мной и Машей.
— А вы здесь новенькие, да? — спросила одна из женщин, та, которая сидела ближе других к нам.
— Нет, вы всё не так поняли, мы здесь только временно, — попыталась объяснить я.
— Я даже не знаю, где вас разместить, — сказала жена феодала.
— Нас можно без проблем поселить вместе, — приободрила её Маша.
— Мои покои здесь самые просторные, можно разделить их перегородкой. Но сначала я представлю вам девочек: Ханами, Ханако, Канако, Кохако, Саки, Акеми, Аои, Юко, Ясуко, — она перечислила имена на одном дыхании. — Никого не забыла?
Наложницы покивали, уверяя, что она назвала их всех. Мы с Машей, конечно же, ничего не запомнили, но сделали вид, что вопросов у нас не осталось, и проследовали за Оцухимэ в её покои. Посреди комнаты жены Окады стояла перегородка из шёлковых панелей на Т-образной подставке. Одна половина, которую явно было суждено занять нам, выглядела пустоватой, только на стене — пара полок и свиток с иероглифической надписью, возможно, какое-нибудь мудрое изречение. На другой половине мы увидели низкий письменный столик, на которым стояли несколько обитых парчой футляров, на стене были прибиты полки, заваленные разноцветной бумагой, как чистой, так и исписанной, место для сна было отгорожено ширмой, расписанной пейзажем с горами и реками.
— Вы не возражаете, если я иногда буду играть на кото? — спросила женщина.
Мы заметили в углу музыкальный инструмент, похожий на большие гусли с кобылками.
— Только не ночью, — нервно улыбнулась я.
Мы понятия не имели, как звучит кото и насколько мастерски играет Оцухимэ, но не могли устанавливать свои