– Конечно. Только берите хорошие, в партер.

– В ложу бенуара, – ответил Алешка.

Какие слова знает! И маму это тоже поразило.

– Как вы быстро взрослеете, – нежно сказала она нам вслед.

Карабас без лишних слов впустил нас в фойе.

– Идите в зрительный зал, – сказал он. – Все уже собрались.

В зрительном зале было темно. Только на сцене горел свет. Там стоял обеденный стол, во главе его сидел режиссер Кабаков и что-то жевал. И запивал водой из бутылки. А в первом ряду разместились актеры. В основном молодые и веселые. В руках они держали книжечки. Наверное, подумал я, это и есть пьеса про Великана. Актеры не шумели, не переговаривались, а только переглядывались и улыбались друг другу. Видимо, так они обменивались мнениями о пьесе.

Режиссер сделал глоток и встал:

– Друзья мои! Мы должны прежде всего понять и определить сверхзадачу этой гениальной пьесы…

– А кто ее написал? – нахально перебил его Алешка.

– Я, – скромно потупился режиссер. И показал всем видом: разве я виноват в своей гениальности. – Прошу не перебивать. Что я говорил? Ах да! Сверхзадача. Вот вопрос: кто главный герой пьесы? Вы скажете: Великан. И ошибетесь. Великан, по ходу пьесы, уходит домой из своего офиса. Сажает Розочку в сумку. Розочка убегает. Великан, в отчаянии, переодевается Карликом и отправляется на розыски Розочки. И он встречается со многими людьми. Самыми разными: с бомжами и чиновниками, с продавцами и артистами, с жуликами и милиционерами. Что это значит? Значит, мы можем дать развернутую картину нашей жизни. Показать ее плохие и хорошие стороны…

– А зачем плохие показывать? – опять перебил его Алешка. – Их и так все знают.

– Здравая мысль, – поддержал его бородатый актер, который сидел рядом. Он все время то сдирал с себя бороду, то лепил ее обратно. И каждый раз удивлялся.

Тут поднялся шум. Началось бурное обсуждение. В общем, все как у нас на уроке, когда ученики не очень слушают учителя. И все ведь Алешка натворил. Я решил ему об этом сказать. Чтобы он больше не выскакивал. Повернулся к нему… И отскочил как ошпаренный. На Алешкином месте сидел какой-то жутко бородатый мальчик. Мальчик расхохотался.

Оказывается, пока все спорили, Алешка успел подружиться с бородатым актером и тот дал ему примерить свою ужасную самоклеящуюся бороду.

Когда я пришел в себя, споры о сверхзадаче уже закончились и начались споры по распределению ролей.

Здесь процесс тоже пошел как в детской игре: «Чур, я – царь! Чур, я – царевна! Чур, я – сапожник!»

Постепенно роли разошлись. И неудивительно, что Алешке досталась одна из главных. Ему поручили играть Великана, переодевшегося Карликом.

– Славно! – сказал довольный режиссер. – Но у нас никого нет на роль кошечки Розы.

Действительно, из всех актрис ни одной не было с кошачьей внешностью. И повадками. Одна тетка, правда, немножко подходила – у нее под носом были вполне приличные усики. Но режиссер отверг ее кандидатуру:

– Роль тигрицы вам, Офелия Львовна, обеспечена в следующей пьесе.

Актриса обиделась и ушла. Дожидаться следующей пьесы.

Но тут опять всех «выручил» Алешка:

– Я знаю одного Зайца, очень похожего на кошку.

– Такие бывают? – удивился режиссер. Алешка кивнул.

– Зови! – и радостно шлепнул ладонью по столу.

– На когда? – спросил Алешка.

– На завтра. В три.

– Приведу, – пообещал Алешка. Но поставил условие. Вернее, намекнул: – А моему брату роли не хватило.

Режиссер на секунду задумался. Улыбнулся, найдя выход:

– Офелия нас бросила. Предала. Забирай ее роль. Как тебя зовут? Дима? Вот и отлично.

– А что за роль? – спросил я. Так, на всякий случай – не собирался я играть в этом гениальном спектакле.

– О! Это прекрасная роль! – режиссер Кабаков даже жевать перестал. – Офелия должна была играть ружье!

– Что?!

– Ничего удивительного. По законам драматургии. Ты, наверное, помнишь знаменитые слова Антона Павловича Чехова, великого писателя и драматурга?

– Ну… Смотря какие… Не все, конечно…

– Антон Павлович говорил…

– Кому? – перебил Алешка. – Вам?

– Не только мне. Всему миру. Он говорил, что если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно обязательно должно выстрелить.

– Я не хочу висеть на стене, – со всей решимостью заявил я. И встал.

– Куда же ты, Дима? – воскликнул режиссер. – В моей пьесе этот эпизод решается элегантнее, чем у Чехова. В моей пьесе ружье не висит на стене, а стоит в углу. Все три акта.

Это еще куда ни шло.

– А стрелять из меня что будет? – спросил я на всякий случай.

Кабаков от души рассмеялся, очень довольный.

– Я и здесь пошел дальше Чехова. – Он выдержал паузу. – В моей пьесе ружье не стреляет!

Я только глазами похлопал. А режиссер с улыбкой ждал аплодисментов. Не дождался и пояснил свое гениальное решение:

– Представляешь, Дима, какая сложная, интересная и ответственная у тебя роль – изображать в течение трех актов нестреляющее ружье! Нестреляющее ружье – это просто палка. Вот ты и должен изобразить его внутреннюю борьбу. Внутреннее напряжение от противоречия. Ему так хочется выстрелить – а нельзя!

– Ты только не пукни, – заботливо шепнул мне на ухо Алешка.

Грянули аплодисменты – Кабаков, польщенный, раскланялся. Но аплодировали, по-моему, не ему, а Лешкиной шутке.

Вскоре мы разошлись по домам. Алешка был страшно доволен – он уже подружился со многими актерами, особенно с теми, кто знал серого Волка.

Родителей дома не было. Они пошли по магазинам – искать подарок папиному другу на день рождения.

Алешка сразу же уселся за телефон и стал названивать Зайцу, похожему на киску. Номер был долго занят, а потом ему ответили:

– Молодой человек, Июлия занята в вечернем спектакле и будет не раньше одиннадцати часов. – Это отвечала строгая Юлькина бабушка.

Алешка положил трубку и вдруг шлепнул себя ладонью в лоб:

– Дим! Мы про пылесос-то забыли! Давай его сюда.

Он взгромоздил пылесос на кухонный стол и через три минуты разобрал его до винтика.

– Ну что? – спросил я. – На помойку?

– Он еще сто лет проработает, – уверенно сказал Алешка. – Тащи сюда наш проигрыватель. – И он включил паяльник.

– Проигрыватель? – удивился я. – У нас что, пылесос будет с музыкой? Музыкальный пылесос?

– Это мысль! – загорелся Алешка.

– Давай еще к нему телевизор присобачим.