— Гала, вся хитрость, к счастью, в интерпретации художественного посыла живописца, — вежливо улыбается ей он. — Что Вы видите в ней, Дина?

— Все знают символику «Розы в пустыне»! — закатывает глаза Гала. — Солнце заменено земным объектом — розой. Роза — символ любви. То есть неземная любовь, заменяется земной. Поклонение женской красоте…

— Я очень рад, — перебивает ее он демонстративно, — что мои ученики знают символику «Розы», значит, я не бездарный учитель. Но мне интересно, что скажет Дина. Ее учил не я. Дина?…

— Вопрос: «что хотел сказать автор»? — уточняет она. — Если — да, то я думаю, что он не хотел сказать ничего подобного. Он был вдохновлен какой-то эмоцией и изобразил свою эмоцию. А интерпретации придумали критики, которые не могут довольствоваться эмоцией, получаемой от картины.

— Какова же эмоция?

— Слишком личная, чтобы ее разделять с теми, кто ищет логику.

— Принимается. Тогда маленькое задание. «Подари» любую картину, любому из присутствующих.

— А, это легко! — отыскивает меня взглядом. — «Музыкальный ад» Босха — Дагеру, а вот фрагмент с флейтой — отдельно этой милой барышне, — стреляет взглядом на Галу. — От всей души!

Глаза Льва Алексеевича увеличиваются, взгляд застывает. Класс, включая меня, замолкнув, пытается, откопать в памяти Босха. Мне удается это быстро, дед любит живопись.

Фыркая от смеха, поджимаю губы.

Раньше она всегда выходила на балкон, стоило мне взять скрипку. Тогда это раздражало меня.

— Дина, ты мелкая лицемерка, — скомкав лист бумаги кидаю в нее, — тебе же нравилось, как я играю!

— Ты скрипел, Дагер, а не играл. Под твои потуги я всегда вспоминала Босха.

За спиной смешки над «фрагментом с флейтой» и активные обсуждения. Все лезут в телефоны.

«С флейтой»… Я помню этот фрагмент! Ложусь лицом на парту, чтобы не ржать в голос. Но сзади уже начинают хрюкать от смеха.

Лев Алексеевич не дышит.

— Вы не любите Босха? — невинно хлопает ресницами эта придурошная на учителя. — Мне кажется, он очень символичен.

— Ну почему же. Босх…

— Какая еще «Флейта»? — оборачивается Гала к сидящим сзади.

Ей показывают на айфонах фрагмент. Звенит звонок. Класс начинает ржать в полную громкость.

— Дина, задержитесь на минуту, — просит Лев Алексеевич.

— Дагер, это любовь! — стебут меня парни. — Нотная грамота на заднице — это намек!

— Обожаю Босха! — смеюсь я вместе с ними. — Жаль, что самый эффектный фрагмент достался не мне!

Прохожу мимо учительского стола.

— За знание Босха — пять, за акцент на скабрезностях — штраф, — прохладно улыбается Динке Лев Алексеевич.

— Справедливо! — приседает она в легком реверансе. — И спасибо за урок, было очень интересно.

— Откуда столь детальные познания?

— У меня есть большая художественная энциклопедия, в детстве я обожала рассматривать картины. Босх меня шокировал, пугал, но притягивал. Как и Дали.

Они говорят, я прохожу мимо. Едва сдерживаясь, чтобы никак не зацепить ее. «Музыкальный ад»… Я тебе устрою ад, если ты не успокоишься, Царева.

Но… смешно. Этого не отнять.

Толпа движется к переходу, по направлению к столовой. Оглядываюсь, Дина останавливается у танцевального класса.

— Дагер, — обходят меня с обеих сторон парни.

— Давай уже, возвращайся в чат, мы все тебе простим. Скучно без тебя.

— Тем более посмотри какая жертва нескучная!

— Надо ее сделать!

— Давай, ну?

— Где твой охотничий инстинкт?

— Слабо уложить Цареву?!

— Мы хотим посмотреть!

Да, с Царевой поиграть было бы нескучно, это факт.

— Нет, пацаны, я наигрался. Давайте сами! Если потянете, конечно.

В столовой мой взгляд ищет Цареву, независимо от моей воли. Потому что столовая — это тоже арена. И здесь тоже проходят свои битвы. И Кузнечик нарвется, это к бабке не ходи. Мне любопытно посмотреть как она отожгет. Но ее нет…

Я — за столом с кикерами. Как-то так вышло, что когда я вышел из игр на девочек, испортив отношения с «Золотыми», отношения с «Кикерами» сами собой наладились.

— Кого высматриваешь, Раф? — следит за моим взглядом Кислицын.

— Показалось тебе.

Откровенничать про Цареву хочется не особо. Но когда выхожу из столовой, зачем-то заглядываю в зал с Фитнес-меню. Там Гала и Тина, вечно следящие за каждым лишним граммом, но Динки нет. Да и черт с ней! Нет и отлично.

— Раф! — поднимается Тина, машет мне. — Подожди…

Девочки догоняют меня.

— Татьяна Борисовна, — это наш учитель по танцам, — сегодня в классе. Я хочу с тобой на выпускной бал. Попроси ее взять нас в программу. Марика же все равно ушла из школы, ты теперь без пары.

Тина учится в параллельном. И, в целом, неплохо танцует. Но, далеко не лучшая. Но, с другой стороны, «лучшая», уже «припаркована» так, что не подвигаешь. Агния…

— Хм… Я подумаю, окей, Тина? — уклончиво обещаю я.

— Дагер! — закатывает Гала глаза. — Ну а с кем еще-то? Ты довыделываешься, попадешь в пару с овцой этой новенькой.

— Она не овца, Гала, разве ты еще не поняла? Овцы не фанатеют от ада Босха. Динка — аллигатор!

— Тогда у меня будет ремень из крокодиловой кожи, — заносчиво ухмыляется она. — И всего лишь.

— Ага, и флейта! — не могу сдержаться я.

Взгляд Галы сатанеет.

Смываюсь, пока шутка не переросла в конфликт.

Дина

Делая стойку на руках, медленно изгибаюсь в «складку». Но вес непривычный, и равновесие не ловится. Падаю на подкосившиеся руки, подбородок бьется об деревянный пол. Слегка прикусываю язык. Рот наполняется кровью.

Дотягиваюсь до полотенца сплевываю кровь.

Белла Арнольдовна недовольно меняет шагами зал, не сводя с меня глаз.

— Отожрала задницу, удержать себя не можешь? Еine neue! Давай!

Опять встаю на руки. Медленно изгибаюсь. Черт возьми!

Снова лечу, шмякаясь лицом об пол. В этот раз успеваю повернуть лицо, так, чтобы упасть на щеку. На щеку почти не больно.

— Noch!

Поднимаюсь снова.

Мне кажется она намеренно «бьет» меня лицом об пол, чтобы наказать за лишний вес.

Но мне плевать, сегодня у меня маленький «женский» праздник. «Они» начались. Ела я не зря!