из молодых ребят «играл ножом с черной рукояткой». И еще «видел» он, как этот самый парень, «играя ножом», встал и пошел вслед за женщиной. Ичилов был на станции не один, а со своими знакомыми – с кем именно, он не помнил, но обещал выяснить. Они якобы подтвердят. «Кто со мной был в ту ночь на вокзале, я не знаю, но постараюсь узнать» – так были записаны его слова в протоколе. Как же это он узнает? Любопытно…

Заявление Ичилова в какой-то степени совпадало с тем, что показал на одном из допросов Клименкин, а также муж потерпевшей, Тиркишев Амандурды. Оба они говорили, что под навесом на мешках с картошкой сидели два железнодорожника…

Беднорц почувствовал, как сердце его внезапно дало сбой, а во рту появился неприятный саднящий привкус. «Подвергай все сомнению, подвергай все сомнению, – вспомнилось привычное правило. – Только это поможет добраться до истины». А вдруг все же?..

Ведь прямых доказательств невиновности Клименкина нет.

Свидание в изоляторе

Открылась дверь, и адвокат Беднорц увидел невысокого двадцатилетнего паренька, стриженного наголо, бледного.

– З‑здравствуйте, – сказал паренек, заикаясь.

– Здравствуйте.

Рихард Францевич внимательно смотрел на своего подзащитного.

– Садитесь. Я ваш адвокат. Из Москвы. Буду вас защищать. Давайте подумаем, как это лучше всего сделать…

Разговаривая с Клименкиным, он несколько раз замечал, что хотя этот паренек волнуется и даже заикается от волнения или вдруг начинает возмущаться либо приемами следователей, либо показаниями некоторых свидетелей – но держится так, будто вся эта история его не очень-то и касается. То есть как будто бы ему даже требуется усилие, чтобы вникать в подробности дела, юридические тонкости, – хотя речь ведь идет о его, Клименкина, жизни и смерти. Жизни или смерти. Трудно было поверить, что именно этот парень сидел несколько месяцев в ожидании исполнения приговора. Ведь до телеграммы заместителя Председателя Верховного суда Союза Кузьмина он имел все основания ждать, что со дня на день за ним придут… Да и сейчас, собственно, не решено ничего. Так что еще неизвестно… Казалось, однако, что он ведет себя так, будто вся эта борьба идет вовсе и не за него. Как будто и сомнений не было у него, что приговор не будет приведен в исполнение. Как будто все эти месяцы он просто сидит и ждет, когда же его наконец освободят.

Выходя на солнечную улицу города, Рихард Францевич испытал чувство облегчения. Он был почти уверен в невиновности своего подзащитного. А это очень важно. Защищать, коли взялся за это дело, нужно в любом случае. Но каково защищать убийцу? Сейчас же на основании тех материалов, которые собраны следствием, было ясно: доказательств виновности Клименкина нет. Хотя преступление всегда нелогично, однако ясно же, что есть у каждого человека грань, за которую тот не может перейти. Клименкин не мог зверски напасть на старую женщину. Но тогда… Тогда все равно ведь есть кто-то, кто это сделал. Следователи этим не занимались.

В разговоре с Клименкиным адвокат узнал очень важную для дела деталь. Сидя в следственном изоляторе после отмены первого приговора, Клименкин общался с другими заключенными, и два парня – он запомнил их фамилии – слышали, как сын убитой Амандурдыевой рассказывал о том, что будто бы в день преступления отец приезжал на свидание с ним и сказал: «На мать напали несколько человек». Несколько. А это – ниточка.

После записей врача Кадырова и медсестры Хачатуровой, о которых упоминал еще Сафонов, это было уже третье такое свидетельство. Почему же оно не заинтересовало следователей?

Судья Алланазаров

Один из лучших судей Туркмении, член Верховного суда ТССР, Худайберды Алланазаров, был членом Союза советских писателей. Хотя он и закончил юридический факультет университета пятнадцать лет назад, однако долгое время работал не в суде, а в издательстве. Писал очерки, рассказы и повести, переводил произведения русских и таджикских писателей на туркменский язык. В его переводе на туркменском вышел сборник повестей и рассказов В. Г. Короленко, вторая книга «Жизнь Клима Самгина» М. Горького, произведения Льва Толстого и Чехова.

С 1969 года Худайберды Алланазаров стал судьей.

Однако он продолжал переводить и писать. Писал очерки и на судебные темы. В результате – несколько человек, необоснованно осужденных, получили свободу. За один из очерков, который назывался «Ферзевый гамбит прокурора», на Алланазарова обиделась прокуратура: «Или пусть работает, или пусть пишет, а в наши дела не вмешивается». Однако благодаря этому очерку два учителя, необоснованно осужденных, были освобождены…

Одна профессия не только не мешает, а наоборот, помогает другой – так считал член Верховного суда Туркмении Худайберды Алланазаров. Ибо что такое литература, как не попытка понять людей и помочь им? И что такое в конце концов суд, если не то же самое?

13 апреля 1971 года председательствующий Алланазаров открыл второй процесс по делу Клименкина.

Второй процесс

В самом начале процесса адвокат Беднорц подал ходатайство о направлении дела на новое, дополнительное расследование. Он хотел сразу же определить свою позицию по отношению к материалам предварительного следствия.

Судья Алланазаров понял поступок адвоката. Он тоже видел серьезные просчеты в деле. Однако хотел удостовериться в этом на суде. Кроме того, считал, что судебное разбирательство сможет хоть как-то восполнить недостатки предварительного следствия. Возвращение дела на новое доследование ничего не даст, ибо следствие уже заняло твердокаменную позицию, это было ясно. Только судебное разбирательство поможет высветить темные углы, пролить свет на нераскрытые обстоятельства дела.

Суд отклонил ходатайство адвоката.

Заседание началось.

Оно продолжалось четыре дня. Был допрошен обвиняемый, а также представитель потерпевшей – сын, Реджеп, этапированный из тюрьмы. И еще 21 свидетель.

Любопытными были неожиданные показания Анатолия Семенова.

«Следователь нагнулся к потерпевшей и начал ей что-то говорить на туркменском языке, переводчика не было, и нам никто не переводил. Потерпевшая ничего не говорила, а лишь махнула рукой, но на кого, я не видел даже. Все это время Клименкин молчал, а когда его начали арестовывать, то он возмущался. Семенов Григорий сразу упал в обморок. Показания, которые я давал ранее, не верны, так как я их давал по принуждению. На допросах следователь мне угрожал, чтобы я давал такие показания. Он бил меня по шее и наступал каблуком на пальцы ног. В то время я был условно освобожден с направлением на работу, и следователь мне говорил, что меня снова посадят в тюрьму. На судебном заседании я также давал ложные показания, затем, после суда, я написал письмо Генеральному прокурору, где все описал, но