– Не такой я могучий, как ты считаешь, пацан еще…

Девушка, схватив узкую ладонь, почувствовала, как крепко он сжал ее кисть, восхитилась, как легко ей удалось встать на ноги. Странное, непонятное слово «пацан» она сочла особым, что использовали в общении между собой только мужчины, поэтому не удивилась.

Со стороны Ильмека донеслось конское ржание, лошади меланхленов, до этого спокойно пощипывавшие травку, подняли головы и навострили уши. Черный жеребец с белым пятном на лбу всхрапнул, и Алиша едва успела накрыть ладошкой ему ноздри, не дав заржать. Восхищаясь Фароатом, она совсем забыла об опасности, по-прежнему грозящей обрушиться на них.

– Фароат, бери второго коня, бежим! – прокричала девушка, прыгая на спину жеребца.

Юноша стоял и смотрел на лихую наездницу. Она, доскакав до линии камыша, легко соскочила на землю и, подобрав что-то в зарослях, вернулась к коню. Оказавшись на его спине, призывно махнула рукой и ускакала по балке, прочь от дымящегося на горе города.

Фароат подобрал копье, подойдя к рыжему, с густой гривой коню, с легкостью взлетел на его спину. Пробормотал: «Хороший навык у мальчика…» – и дав шенкеля, поскакал за девушкой.

Если судьба предначертала всегда держаться теневой стороны улицы, по которой искрится, струится яркими красками, только на другом, щедро залитом солнцем тротуаре жизнь, все, что можно увидеть там, начинает казаться чем-то нереальным и призрачным, как мираж. А если сам волею случая попадаешь на светлую сторону улицы, то ощущаешь приступ тревоги: случилось что-то неладное, и ты уже сам не свой – то ли в бреду, то ли вот-вот покатишься под откос. Вот почему подвал с его прохладой, мрачными стенами возвращает мне успокаивающее чувство реальности. Все находится на своем месте, и пистолет «Вальтер» приятно холодит ладонь.

Для кого-то война давно окончилась, а для меня, молодого лейтенанта ГРУ, все только начиналось. Секретная база в Чимганских горах, где нет ни сосен, ни влажных альпийских лугов, ни лесной зелени с прохладной, изумрудной тенью. Под ослепительным солнцем местность вокруг белая и пустынная. В складках каменистого плато едва заметно вырисовываются массивы бетонных бункеров, над обрывами бдят слепые черные глаза замаскированных в защитный цвет укреплений, вдали поблескивают обращенные к небесному своду металлические уши радарных установок. Таким запомнился мне пейзаж, пустынный и тревожный, тонущий в тишине и безмолвии, в напряженном бодрствовании и выжидании, которое в какую-то долю секунды готово обратиться в оглушительный взрыв войны. Это мой пейзаж – теневая сторона жизни!

Поезд, грохоча по рельсам, решительно несся, вычерчивая широкие дуги на поворотах. Потом был перелет пассажиром на истребителе Як-25, автомобильное путешествие в Мюнхен – и наконец-то я получил свое первое задание! Насколько рискованно мое задание, узнаю на месте. Что касается трудностей, то многие из них уже сейчас легко предвидеть. Они исходят из самого условия задачи, весьма неполного, чтобы гарантировать ее решение.

Охрипенко Петр, тридцать восемь лет, разведенный, гражданин ФРГ, бежал из Польши во время отступления немцев в тысяча девятьсот сорок четвертом году. Данные Центра подтверждают, что вплоть до сорок девятого года Охрипенко был весьма заметной фигурой в политическом руководстве эмиграции. Однако в марте был уличен в махинациях с деньгами спонсоров и смещен с должности. После того как были наведены дополнительные справки,

Центр пришел к следующему заключению: во-первых, Охрипенко, недовольный своим понижением или встревоженный дальнейшим неблагоприятным для него развитием событий, действительно решил покинуть ФРГ; во-вторых, принимая во внимание то обстоятельство, что у Охрипенко были довольно широкие связи, можно не сомневаться, что он действительно располагает ценными секретными данными, которые он готов передать ЦРУ, чтобы обеспечить себе безбедное существование на новом месте. Мне надлежало действовать по обстановке: завладеть секретной информацией или сорвать ее передачу агенту американской разведки.

Существовала вероятность осложнений. Проживающие в ФРГ эмигранты могли пронюхать, что готовится необычная сделка, и возможно, что сами готовят ликвидацию Охрипенко. Но даже если это в самом деле так, я обязан установить истину, засвидетельствовать смерть ренегата и подтвердить, что бумаги не ушли в ЦРУ. Действовать мне предстояло в одиночку. Ни в коем случае я не имел права прибегать к чьей-либо помощи, будь то дипломатическая миссия в Мюнхене либо торговое представительство. Это написано черным по белому в условиях задачи и подчеркнуто двойной чертой.

Прохлада подвала сменилась тяжелым городским жаром, поднимающимся от раскаленного асфальта. В трепещущей от зноя дали

Максимилианштрассе я увидел Охрипенко. Он шел навстречу уверенной походкой спешащего по делам человека. Я остановился, чтобы справиться с адреналиновым шоком. Мое сердце колотилось в груди, как боек отбойного молотка. Вдруг припаркованный у обочины черный «мерседес» лихо тронулся с места, огласив безлюдную в это время улицу визгом шин, и сшиб хромированным бампером Охрипенко. Его тело несколько раз перевернулось в воздухе и упало на тротуар к фундаменту заново отстроенного дома, почему-то выкрашенного, как и соседние новостройки, в серый цвет. Во время войны центр города был полностью разрушен. Правда, сейчас в это мало верится, как и в то, что изуродованное ударом тело моего клиента теперь лежит метрах в ста от меня.

Я едва сдерживался, чтобы не бежать, но, наверное, шел к месту трагедии быстрее, чем нужно, чтобы не привлекать к себе внимание. Я видел валяющийся на тротуаре труп человека с еще конвульсивно вздрагивающими сломанными ногами и разбитой головой. Взгляд шарил по телу и вокруг него в поисках папки или портфеля. Черт! Черт! Рядом с трупом ничего похожего на хранилище секретных данных я так и не обнаружил.

Мне осталось выполнить вторую часть приказа. Рисковал ли я? Теперь знаю наверняка – да. Тогда я достал из кармана пистолет и выстрелил Охрипенко в голову. Тут же услышал второй выстрел и почувствовал удар в затылок…

Вначале я погрузился в мир запахов. Пахло потом, полынью и еще чем-то страстно желаемым для моего тела. Меня тащили куда-то. Кто-то при этом натужно сопел в ухо. Именно на его горячее дыхание столь необычным образом реагировало мое тело. Женщина?!

Глаза открывать не хотелось, боль, пульсирующая в затылке, давила на веки. И все же я сделал над собой усилие и увидел закатное небо, колышущуюся вокруг осоку и камыш. Того, кто притащил меня сюда, рядом не было. Назойливо жужжащий слепень сел на щеку. Смахнув жаждущее крови насекомое, я попытался встать. И если поначалу давалось мне это с трудом, то, едва увидев двух оборванцев, насилующих какую-то девку, я с легкостью вскочил на ноги. Рука потянулась к поясу, и как-то совсем неожиданно я обнаружил, что держу меч. Шаг, второй… Насильники были увлечены созерцанием жертвы, почему-то смеялись, и я смог подобраться к ним незамеченным, и снова тело совершило то, чего я бы не стал делать: вырубить двух мелких мужичков для меня было плевым делом, но почему-то вместо этого я мечом снес им головы. Умело. Вжик и вжик, пропел меч в воздухе, и оба обезглавленных тела рухнули к моим ногам, заставив отступить, чтобы кровь, выталкиваемая последними ударами сердец, не залила ноги.