* * *

…Отсчитываю витки штопора. Первый, второй, третий… Пора! Ручку влево, толкаю педаль — и в этот момент… Яркая зелень полей мгновенно меняет свой цвет на белый; откуда ни возьмись, появляются вековые сосны леса. Вот она, фашистская Финляндия, Выборгские леса…

Тяжёлые пули рвут перкаль плоскости. «Фоккер» с горизонтальной голубой свастикой вывалился из-за тучи, когда моя тройка как раз выходила из пике. Идущий ведущим Костя Родионов, по-моему, даже и понять ничего не успел, прежде чем прямо в воздухе взорвался. Мы в разные стороны шарахнулись — это меня и спасло. Финн за Рахметкуловым погнался: «Чайка» хоть и юркая, да и враг ей не уступит — опытный гад попался! Рахим вспыхнул уже после второй очереди и пошёл со снижением в сторону наших окопов. И, пока D-XXI набирал высоту, я успел уйти на разворот, попытавшись пристроиться ему в хвост. Куда там! У него скорость выше, так и оторвался. То ли патроны кончились, то ли еще что…

* * *

…Четверг, восемнадцатое июня. Возвращаюсь после учебных полётов (по земле, в смысле, возвращаюсь, приземлился уже), когда меня окликает Забивалов. Он только что вернулся из командировки в ПрибВО, прилетел на «У-2». Взъерошенный какой-то, словно на его плечах лежит неимоверная тяжесть:

— А, Столяров… здорово. Зайди во мне, дело есть.

Пожав плечами, иду следом в его служебный кабинет. «Особист» делает знак занять свободный стул, молча открывает пачку «Казбека»:

— Угощайся.

Мягко стелет… К чему бы это? Неужели решил из меня сексота сделать? Так ведь не выйдет! Хороший ты мужик, Забивалов, только и я не из таких! Но он молча смотрит мне в глаза своим тяжёлым взглядом:

— Слушай, комэск, у нас ничего сегодня в части не объявляли?

— Да нет. Всё как обычно, по распорядку. Полёты, потом учебные классы.

— А самолёты не велели готовить? Запасные площадки?

— Да нет, ничего такого не было.

Он делает глубокую затяжку, несколько секунд молчит, затем глухо роняет:

— Я сегодня перед отлётом из Шауляя приказ получил, во исполнение директивы товарища Сталина. Немедленно привести полк в боевую готовность в связи с началом войны с фашистской Германией 22 июня. В воскресенье.

Я молчу, потом до меня доходит:

— Как война? В воскресенье начнётся?!

— Да, комэск. Утром приказ пришёл, прямо из Кремля позвонили. Велели немедленно готовить войска к войне. Укрепрайоны, боеприпасы, вывести войска, танки и авиацию — в районы сосредоточения, занять позиции. Приготовиться к обороне и удерживать врага минимум пятнадцать дней, пока не пройдёт мобилизация.

— ?!

— Ну, раз тут пока не говорили, значит, незачем. Ты вот что, комэск, иди домой. И помалкивай о том, что я тебе сказал. Ни одной живой душе, понял?

— Так точно…

…Оглушённый такой новостью, бреду домой, сна, несмотря на усталость, дело ясное, ни в одном глазу. Неужели оно Война?..

* * *

…Пятница. Двадцатое июня. У нас сегодня показательное выступление. Летим я, комэск-один Сидорович, капитан Ветров, заместитель командира полка по боевой подготовке. Полная тройка, как положено по уставу. Единственное, что мне не нравится — хитрая улыбочка Розенбаума.

Наверняка какую-нибудь гадость приготовил — любит он такое делать. И командир полка такой же. Думаете, забыл, как его «особняк» припёр? Не-ет… Ладно, мне последний день, собственно говоря, отслужить осталось. С завтрашнего дня, двадцать первого июня тысяча девятьсот сорок первого года, я получаю отпуск по семейным обстоятельствам и еду домой. Сашка, кстати, тоже.

На воскресенье билеты на поезд взяли — даже странно, что никаких попыток приготовиться к войне нет. Я звонил другу в Вильнюс — говорит, у них все готовятся. Правда, намёками — а как иначе? — но дал понять, что ОНИ ЗНАЮТ… А мы, получается, жениться едем. Словно и не будет ничего. Вот то-то и оно…

* * *

… «Чайки» на форсаже уходят в небо. Перегрузка вдавливает в кресло, и я физически ощущаю, как скрипит дермантин спинки. Мои напарники молодцы, тоже все с боевым опытом. У кого финская, у кого Халхин-Гол… Держимся плотно, как приклеенные друг к другу. Боевой разворот, «иммельман», горка с набором высоты, бочка, петля Пегу…

Эх, наверное, красиво со стороны выглядит! В рёве надсаживаемых моторов, заходим на полигон со стороны солнца. Гудит в растяжках ветер, гулко бьют крупнокалиберные пулемёты, в щепки разнося мишени. Со зловещим рёвом срываются с направляющих «эрэсы», вспухая внизу огненно-пыльными буграми разрывов… Красота! Всё снесли. А сейчас мой любимый трюк уход на высоту, переворот и брюхом кверху из мёртвой петли; выхватываю машину буквально метрах в десяти над землёй, снося воздушной струёй пилотки со зрителей…

Мать! Это ещё что?! Вижу, как на меня пикирует незнакомый мне «И-16» с полосатым капотом! На его плоскостях вспыхивают огоньки выстрелов, но хоть они и холостые, мне ничего не остаётся делать, как уходить от огня скольжением в левую сторону.

«Ишак» беспрерывно атакует, пытаясь зайти то слева, то снизу, но пользуясь маневренностью своего штурмовика, я уворачиваюсь от него. Пот заливает глаза, но откуда-то изнутри меня накачивает поднимающаяся ярость. Отмечаю, что неизвестный противник предпочитает выход из атаки вправо. И кстати, где мои ребята? Где напарники? Где? Бросаю взгляд в стороны — никого! Бросили, паразиты! Ну, ничего, на поле разберёмся…

Между тем «шестнадцатый» уходит вверх и прячется за солнцем. Самый опасный момент. Высота! Только высота спасёт меня от атаки! А он этого и ждёт! Если я сейчас начну уходить вверх, машина на мгновение зависнет. И всё, отлетаешься, Столяров. Так… У него скорость, у меня — вираж! Восемь секунд! Есть, вон он! Замечаю крохотную чёрточку, заходящую со стороны слепящего диска, ещё немного, ещё чуть, слегка поддёргиваю нос и выпускаю в него очереди, фиксируя результат кинофотопулемётом. Есть! Есть!!! Был бы настоящий бой — сбил без сомнения! Неизвестный пилот это явно понимает, потому прекращает атаку и идёт в сторону нашего аэродрома. Кто же это? Всех полковых настоящих летунов я знаю, да и машина незнакомая…

«И-16» аккуратно притирается возле посадочного «Т», я захожу следом. Вон и мои напарнички, мать их через так… Стоят оба с виноватым видом. Так кто же Механики помогают отвалить борта и расстёгивают замки привязной системы.

Вылезаю наружу и стаскиваю шлем, вытирая протянутым полотенцем лицо. Меня обступают молодые лейтенанты, все взбудоражены, что-то галдят, на лицах восторг… внезапно наступает тишина. Забивалов! Он подходит ко мне и протягивает руку. И только тут я понимаю, что он тоже в лётном комбинезоне — так вот кто меня гонял! Здорово! Молоток! От всей души, искренне жму руку. Классный лётчик!

— Ну, старший лейтенант, молодец! Вертелся, как юла, считай, что ни разу в прицеле не был. А под конец — вообще…