Затем поворачивается к молодёжи:

— Повезло вам, орлы!

Слышу срывающийся голос кого-то из молодых, вроде бы Олежки Петренко:

— Мы сталинские соколы, товарищ старший лейтенант!

— Соколы — это истребители! А вы — штурмовики, значит, орлы! Учитесь у командира! Если все так летать будете — никакой враг вам не страшен. Ну, бывай, старшой…

На прощание он ещё раз крепко жмёт мне руку, хлопает по плечу и уходит прочь. Лейтенанты в полном обалдении, а я, хоть и доволен, но устал. Хорошо, кто-то догадывается подать мне глечик с холодным молоком — молодец. Жадно пью, затем отправляю молодых в учебный класс, сдаю механикам машину, расписываюсь в журнале. Лишь сейчас становится понятно, чего так строили рожи комполка и замполит. Сюрприз устроили, мать их… ничего, просчитались, что уж тут…

…Я стою у края железнодорожной платформы, встречаю. Нет, не девушку — если бы! Новую технику. Уже почти вся бригада перевооружилась новенькими ленинградскими КВ. И вот теперь настал черёд моего батальона.

Старые танки уехали неделю назад, а вчера нам объявили о том, что сегодня прибывают новые машины. Весь вечер батальон находился в эйфории от предвкушения долгожданной радости. В конце концов, сколько можно завидовать другим подразделениям бригады, которые уже катаются на новеньких красавцах.

Но теперь и мы пересядем на грозные танки, названные в честь первого рабочего маршала Ворошилова. Чу, вроде гудок! Вскоре появляется мощный «фэдэ», с видимой натугой тянущий тяжеленный эшелон. Но что это! На платформах стоят всё те же «Т-28»…

Моё горло сжимает обида за что?! Вся бригада имеет новейшие танки, а моему батальону опять устаревшие «двадцать восьмые»?! На лицах бойцов разочарование, да и сам я едва сдерживаюсь, чтобы не выматериться в голос и не бежать устраивать разборку с командиром корпуса генералом Хацкилевичем. Приказ никто не отменял. А он гласит чётко принять и разгрузить новую технику. И нигде не сказано, что новая техника должна быть именно «КВ» или «Т-34»…

Паровоз из последних сил дотаскивает вагоны и замирает, выпуская последние клубы пара. Резкое шипение, и из белого облака появляется сержант НКВД, сопровождающий эшелон:

— Вы капитан Столяров?

— Так точно, я.

— Сержант Иванов. Сопровождаю эшелон. Получите и распишитесь.

Он открывает полевую сумку и извлекает из него толстенный пакет. Это паспорта и бумаги на танки. Расписываюсь в нужной форме, козыряю на прощание, и «энкэвээшник» уводит конвой в здание вокзала. Подаю команду:

— К разгрузке эшелона приступить!

Сам достаю папиросу и закуриваю, надеясь, что горечь табака отобьёт горечь обиды. Между тем замечаю, что эти танки чем-то всё же отличаются от наших прежних машин вон и пушки другие, вроде как подлиннее. И броня… Лихорадочно открываю книжку руководства по эксплуатации и обалдеваю однако! Лоб — восемьдесят мэмэ, борт — сорок, пушка — «КТ».

Моё настроение начинает медленно подниматься вверх. Ничего себе двигатель мощнее старого на целых сто лошадок. Танковое переговорное устройство, система автоматического пожаротушения, установка дымопуска, внутреннее переговорное устройство вместо древнего «Сафара» — теперь всё должно быть нормально слышно.

И главное — рация! Антенна — вот она, чуть сзади башни, и даже поручень больше не выдаёт командирскую машину врагам! Хм… Может, это и хорошо, что нам достались старые машины, но новой модификации. Бойцы освоили их на «отлично», а учитывая новшества, введённые конструкторами и заводом, мы, пожалуй, не станем обузой новым моделям. Ого! У них ещё и зенитный пулемёт на крыше главной башни установлен! Вот здорово.

Тем временем оживают моторы и громадные трёхбашенные танки начинают медленно съезжать с платформ. Похрустывают деревянные настилы грузовых платформ, машут флажками контролёры, отдавая команды механикам-водителям…

Через два часа все «двадцать восьмые» разгружены и выстроены в колонну. Занимаю место в башне первой машины, надеваю шлемофон и подключаюсь к ТПУ:

— Трогай!

Мехвод обрадовано жмёт на педали, и тридцатидвухтонная махина плавно трогается с места, быстро наращивая скорость — идём уже километров под тридцать. Внимательно прислушиваюсь, но привычного на старом танке скрежета шестерен и писка фрикционов не слышно. Да и рывки в трансмиссии не ощущаются, плавно идём, как по льду на коньках…

Улыбаетесь? Зря, ребята, ой, зря! Через три дня выезд на учения, вот посмотрим, кто кого! Вы на своих «КВ» — или мы на верных «двадцать восьмых»… Честное слово, посмотрим! Так что не веселитесь! Нам-то быстрее машины поменяют, чем вам!

Танки первых выпусков ещё «детскими болезнями» страдают, а мы — получим уже улучшенные. Сколько ждать? До Нового Года, максимум, а там и покатаемся…

* * *

…Завтра мы с Таней должны ехать на Север, знакомиться с моими родителям. Надо всё ж таки показать её моим старикам!

Рапорт командир подписал, билеты купили с пересадкой в Ленинграде, так что в воскресенье, 22 июня, выезжаем. Поезд отправляется со станции в десять утра, а из Гродно — в шесть вечера. Выедем пораньше, чтобы походить по магазинам, купить подарки моим родственникам — их хоть и немного, но всё-таки…

А пока будущая супруга мирно посапывает у меня под боком, уткнувшись аккуратным носиком в плечо. Моя рука лежит у неё на голове, слегка поглаживая по непокорной гриве волос, сейчас расплетённых и раскинувшихся веером по подушке. Вообще, волосы у неё — это нечто. Нынче модно носить короткую причёску, а у неё коса почти до пят. Волосы, хоть и крашеные, но густые, блестящие. Когда распускает — никакой ночнушки не нужно! Красота просто неописуемая! Свадьбу будем играть в моей деревне, решили с братом вместе…

Сейчас уже почти полночь, но я не могу заснуть, курю, уж не помню какую по счёту папиросу, дым вытягивает в открытое настежь окно. Лето. Июнь. Прохладно только ночью. За окном тихонько попискивает какая-то пичуга. Ярко светит луна. Сегодня она полная, но выглядит жутковато, словно череп. Да и давит меня как-то.

Танюшка здесь ни при чём — как, собственно, и то, что кончается моя холостяцкая жизнь. Другое что-то, не пойму что. На душе как-то муторно и тяжело — такое же состояние у меня было в январе сорокового, когда наши соседи попали в артиллерийскую засаду и потеряли шесть машин вместе с экипажами. Мы когда отбили поле боя, нашли своих ребят, сваленных в кучу обгорелых, припорошённых снегом — их побросали, словно груду ненужного мусора. Запомнилось это мне на всю жизнь…

Незаметно мои глаза смыкаются, и чудится, что я опять в танке. Снова бой, финны стреляют по нам из крупнокалиберного пулемёта, башня звенит под ударами пуль. Странно как-то звенит, словно стучат… стучат Я открываю глаза — точно, в дверь колотят. Осторожно, чтобы не разбудить невесту соскакиваю с кровати и шлёпаю в коридор: