Как они меня вычислили – я до сих пор понять не могу. О моем розыгрыше знала только Дина. Больше я никому не рассказывала, точно. Единственный напрашивающийся вывод – мальчишки после уроков рассплетничались, выяснили, что всех их пригласили в одно и то же место на один и тот же час, сверили валентинки – почерк на всех оказался одинаковый, показали валентинки нашей классной, и та сразу опознала по почерку меня.

Как бы там ни было, на следующий день девчонки шушукались, а мальчишки ходили, задрав подбородки до потолка. Ну еще бы! Разоблачили мой коварный план! Было чем гордиться. С этого дня я стала в классе белой вороной. Не знаю, что там напридумывали себе обе половины класса, может, решили, что я действительно влюбилась в каждого одноклассника – девчонки могли так решить, да, – в таком случае я представлялась им угрозой, конкуренткой, сразу для всех.

Розыгрыш, задуманный мной как безобидная шутка, вывернули наизнанку. Все в классе ополчились против меня. Да, могу признать, я мнительная, но в данном случае все обстояло именно так. Кроме Дины, со мной больше никто не разговаривал. И я бы, может, попыталась себя реабилитировать, но зачем? Нет, ну правда, ради чего? Вот вы бы стали? Подмазываться к ним, навязывать свою дружбу, доказывать, что именно вы – как раз самое то, чего им так не хватает в жизни? Ну, стали бы? Только честно! Вот и я не стала.

Не мы одни торопились на праздник. Повсюду – кто в сторону нашей школы, с нами же по дороге, а кто навстречу в соседнюю школу – шли расфуфыренные девчонки. Среди этого буйства пошлости я чувствовала себя этаким островком здравого смысла. Я шла рядом с Диной, повисшей на двух парнях, и меня распирало от гордости, что я не поддаюсь ни на модные течения, ни на общую озабоченность внешним видом, а словно кидаю вызов всему миру, не акцентируя внимание на своей гендерной принадлежности и подчеркивая тем самым, что я, прежде всего, – человек!

– Ой, смотрите, какая прелесть! – щебетала между тем Дина, указывая своим сопровождающим на какую-то девчонку.

Ну я тоже посмотрела, конечно. Это была девчонка из нашей школы, из параллельного класса. Та еще задавака! «Прелестью», очевидно, Дина посчитала то, что шлейф, тянущийся за ней, нес ее парень. Как паж. Голубое платье, бутоном василька выступающее из-под шубы, доходило до пят. А шлейф свисал поверх шубы. Паж – точнее, парень этой «дамы» – нес шлейф удрученно, словно приговоренный к смертной казни.

Ясно было, что шлейф торчит наружу, чтобы под шубой не помялся, но все равно это смотрелось как желание девушки выпендриться. Показать всем, что ее наряд лучший. Еще и потому, что шлейф нес парень, могла бы и сама в руках нести… Но каждая ведь мечтает быть богиней, не меньше! Причем самой-пресамой главной. Царицей Олимпа. А шлейф за ней нес, надо думать, верховный жрец… Не, ну можно и еще пофантазировать на эту тему, было бы желание. Я убеждена, что эта девушка со своей матерью нафантазировалась вволю перед выходом из дома.

Я бы на месте парня, несущего шлейф, чувствовала себя униженно. Мы вот шли следом за ними, и я пыталась понять: о чем он думает вообще? Вот когда подписывался на эту роль шлейфоносца, о чем думал? Что девушка будет ему по гроб жизни благодарна? Да такие способны только на самолюбование! И все, что они делают в своей жизни, – делают для себя, для акцентирования всеобщего внимания на своей исключительности. Сегодня этот парень несет ее шлейф, а завтра другой будет катать ее на машине. Потому что владелец машины круче, чем шлейфоносец.

Впрочем, не на одну красавицу с ее шлейфом все заглядывались. На нашу четверку тоже пялилось приличное количество народу. Я вышагивала важно, понимая, что именно я являюсь средоточием постороннего внимания. Все были наряжены как куклы, одна я выделялась из толпы. Мне всегда нравилось что-то необычное. Не в том смысле, что я фанатею от фриков, а вот, знаете, необычное в разумных пределах.

Например, классе в третьем или пятом – уже и не помню точно – в начале урока труда учительница просит всех достать краски и кисти. Типа сейчас рисованием займемся. А я, к своему ужасу, понимаю, что на этот раз вместо акварели взяла пластилин! Признаться в этом я не решилась и так и сидела и втихомолку, глотая слезы, пока все мои одноклассники рисовали лягушку, я ее, скажем так, размазывала по листу картона. Ну натурально: рисовала пластилином. Вместо кисточки был указательный палец.

И что вы думаете? Когда все стали сдавать работы и учительница увидела мою, она была в полном восторге. Я ушам своим не верила! Она поставила меня в пример всему классу. Вот, дескать, это и есть настоящее творчество! А ведь лягушка-то была той же самой, только слепленной из другого теста.

Вообще, когда мы только отошли от до-ма, мой триумф был ярче. Во-первых, Дрозд сразу высоко оценил мой костюм, во-вторых, первую половину пути я не чувствовала особого холода. Я даже подумала, что пора уже, наверное, менять зимнюю одежку на весеннюю, и странно, что никто особо не торопится это сделать. Было приятно вышагивать в джинсах и кофте и представлять, как потеют остальные под ворохом одежды. Мысли об этом как-то связались с воспоминанием о сделанной мною лягушке, и я немедленно возомнила себя лягушкой, скинувшей шкурку. Той самой царевной из сказки.

Как бы я ни отрицала романтику, но желание влюбиться, найти свою вторую половинку, которая непременно должна быть сказочным принцем, – это заложено в нас на генетическом уровне, а мамы укрепляют заложенное сказками. Едва в мою голову втемяшилась ассоциация с Царевной-лягушкой, как следом за ней, словно непременный хвост головастика, появилась другая – о сказочном принце. Было это чисто на бессознательном уровне, я даже отчета не отдала себе в том, что оценивающе рассматриваю идущих навстречу парней…

И вот на горизонте замаячил сказочный принц. Ростом он был повыше нас, значит, скорее всего, старшеклассник. Но в глаза он мне бросился не этим, а огромным красным пятном на груди, словно само предзакатное солнце шло мне навстречу. Когда парень приблизился, стало ясно, что он всего лишь держит в руках большой букет красных гвоздик.

– Повезло кому-то, – усмехнулся Дрозд, тоже обратив внимание на парня, которого я буквально пожирала глазами.

– А ты своей маме сегодня что подаришь? – немедленно спросила его Дина.

– Я самый лучший подарок для мамы, – с гордостью ответил Дрозд.

Дина в шутку пихнула его локтем в бок, так что Дрозд отшатнулся от нее, громко рассмеялся и произнес беззащитным тоном обиженного ребенка:

– А что?! Она мне сама так всегда говорила!

– Да… – критично заметила Дина, – самолюбия нам не занимать…

«Чья бы корова мычала», – тотчас откликнулось во мне.

– Да шучу я, шучу. – Дрозд принял серьезный вид. – Я маме тоже цветы утром подарил. Магазины цветочные с семи утра открыты, если кто не в курсе. Как проснулся – сбегал и купил. И подарил.

– Целый букет? – с вызовом спросила Дина.

– Я же не миллионер, – сквозь зубы ответил Дрозд. – Три штучки. Главное – не подарок, говорят, главное – внимание.