Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Девять?
– Да, девять.
– А куда направился сам доктор Стенли?
– Как – куда? В палату выбросившегося пациента. На четвертый этаж второго корпуса.
– Вы тоже пошли за ним?
– Ну да. А не следовало? – виновато спросил дворник.
Но вместо ответа директор спросил:
– Как вы думаете, Алан, почему доктор Стенли побежал во второй корпус, в палату Эриха Бэля?
Директор никак не мог понять, почему главврач этой больницы совершил такое крайне нелогичное для себя действие. Осмотрел сначала палату пациента, а затем только – труп. Хотя до того места, где лежал труп, было гораздо ближе, чем до палаты.
Почему старик поступил так странно?
– Не знаю, директор. Можно, я закурю? – спросил Алан, увидев, как клубы густого дыма парят в воздухе.
– Какие сигареты вы курите?
– «Льюис Орэ»… А что?
– Ясно. Низкопробный продукт! – заключил эксперт в вопросах курения. – Покурите лучше в коридоре, Алан. На дух не переношу дешевого табака.
Художник, подметающий дворы этой лечебницы с самого ее открытия, ничего не ответил по этому поводу, а лишь продолжал нервно теребить свой берет.
– Вы курили в палате Эриха Бэля, когда вошли с доктором Стенли?
– Нет, я оставил сигареты в пиджаке, в каморке. Но, насколько я помню, там уже было накурено.
– Вы это запомнили, Алан? – удивился директор.
– Да. Потому я и начал искать по карманам пачку своих сигарет, чтобы тоже закурить. Знаете, снять стресс после увиденного на улице…
– Понимаю. А доктор Стенли курил в палате? Или прикасался к чему-нибудь? Может быть, он поднял с пола ручку или окурок? Что он делал там вообще?
Алан задумался, потирая подбородок.
– Нет, он не курил. И ничего в палате не трогал. Он стоял со мной на пороге палаты и смотрел на закрытое окно, а затем сказал: «Не понимаю, почему закрыто окно…»
– Он именно так сказал? – уточнил директор, нюхая свою сигару.
– Да. Он сказал: «Не понимаю, почему закрыто окно», а затем перевел взгляд на меня и приказал не входить в палату и ничего там не трогать, пока не приедет полиция. Да я даже не запомнил номера этой палаты, директор…
– Что было дальше?
– А дальше мы спустились на улицу, труп никто не трогал до прихода доктора Стенли. Санитар ему сразу сообщил, что пульса нет, а затем два санитара понесли тело этого несчастного паренька в палату на первом этаже. В девятую, как вы мне напомнили.
Доктор Стенли поблагодарил меня и разрешил вернуться к своей работе, а также попросил, когда приедет полиция и сделает все свои дела, хорошенько вымыть асфальт, чтобы следов крови на нем не было.
– Вам удалось отмыть пятно?
– Пока нет. Вы как раз меня отвлекли от этого дела, директор.
– Хорошо, Алан. Можете идти. Хотя нет, постойте…
Мужчина к тому времени уже приоткрыл дверь, чтобы уходить.
– Какого цвета туфли были на докторе Стенли, вы не обратили внимания?
– Нет, я не смотрел на его туфли. А что?
– Ничего, просто мне вдруг стало интересно, подмечаете ли вы мелочи, Алан.
– Я могу идти?
– Конечно. Вы, наверное, очень хотите курить.
– Да, хочу.
– …
Директор разглядывал пустое место, которое образовалось после ухода его собеседника. Дворник был очень умным человеком, по мнению директора, так как решительно не умел думать.
Самому главному человеку в этой лечебнице было приятно общаться с Аланом Ко. Так же приятно, как со стеклянной вазой, сладкой сигарой и деревянным столом.
* * *
Когда директор после работы возвращался в свою квартиру, которая находилась в самом центре этого маленького пустого городка, где людей гораздо меньше, чем мусора на улице, то первым делом принимал теплый вечерний душ. Он не курил в своей квартире сигару, это было не то место, в котором он мог отключить все свои мысли и утонуть в опьяняющей тишине и нежном дыме.
Его жилье находилось на мансардном этаже старого австрийского дома. В его владениях было три большие комнаты, достаточно просторная, но темная кухня и ванная. Когда-то это был чердак, а теперь – его квартира.
Директор занимал всего одну комнату в помещении, окна его спальни выходили на шумную дорогу и соседний дом, построенный из желтого камня, с большими широкими окнами. Это было здание городской больницы, левую половину которого занимали палаты для пациентов, а правую – молодые практиканты, интерны, которые, в основном, выходили на улицу курить и пили в ординаторской чай.
Директор иногда наблюдал за бурлящей в соседнем здании жизнью, но большую часть времени он просто сидел на своем широком подоконнике и смотрел на проезжающие мимо автомобили.
В его квартире было всего три окна, и все три – арочные. В каждой комнате было по одному окну, а в ванной и кухне – по маленькому окошку, скорее даже – люку, из которого можно было наблюдать за жизнью серой, осыпающейся стены.
Директор в этой квартире не мог не думать. У него этого никогда не получалось здесь. Единственным местом, где он мог предаваться тишине полностью, был его кабинет.
Больше ни одно место на свете не могло избавить директора от навязчивых дум по любому поводу. Почему Эриха Бэля выкинули в окно? Зачем доктор Стенли поднялся сначала в палату, а только после этого осмотрел тело усопшего? Во сколько завтра с утра навестить миссис Норис? Где окурок, где ручка – и миллион других вопросов, которые кто-то задавал директору ежесекундно. Кто-то, кому мужчина приказывал заткнуться и не отвлекать его от тишины.
Директор ненавидел думать. У него была сильная аллергия на мысли. И как только он приходил домой, принимал душ и не мог себя заставить уснуть, мужчина мечтал поскорее вернуться к себе в кабинет и послушать мелодию сломанных духовых инструментов, насладиться хором скончавшихся хористов и раствориться в пении мертвых птиц хоть на одну секунду…
Он любил свой дом и покидал его лишь для того, чтобы еще сильнее его любить.
Ближе к полуночи, когда директор, наконец, смог уснуть и на время победил свои мысли, зазвонил телефон.
– Я слушаю, – поднял трубку сонный мужчина, который заранее возненавидел того, кто ему сейчас звонил.
– Это доктор Стенли, директор. Я сегодня дежурный.
– Неожиданность, – пробубнил сердито в трубку директор.
– Эм. У меня для вас новость, директор. Кое-кто из пациентов видел, как Эриха Бэля выбросили в окно…
Директор выронил телефонную трубку из рук.
3
Мужчина, которого выдернули из сна в первом часу ночи, прибыл в родные стены своей лечебницы меньше чем за двадцать минут, учитывая, что семь минут он потратил на то, чтобы одеться и найти ключи от квартиры.